– Это еще почему? – удивился Евстафьев. – Вы же вон в партийной газете работаете – что вам еще надо?
Болохов покачал головой.
– Да ведь это не мое призвание… Редакции нужен был человек, который хоть немного смыслит в искусстве, – вот меня и пригласили, – объяснил он. – А я хотел в академию вернуться…
– Ну и что же – возвращайтесь… – подливая в блюдечко кипяток, заявил хозяин дома.
– Так не берут!.. Там сейчас не профессора, а комиссары заправляют, а тем не таланты нужны, а подходящие биографии. Короче, берут только тех, кто за советскую власть воевал или является выходцем из пролетарских низов, – на этот раз выговорил чистую правду Александр. – Так что прощай, любимое дело…
Евстафьев был поражен.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – поставив блюдечко на стол, возмущенно произнес он. – Но ведь это черт знает что!.. Н-да… Этак у нас скоро ни художников не станет, ни писателей, ни хороших актеров… Я ведь думаю, это не только в нашей родной академии ввели такие правила, чтобы людей оценивать не по таланту, а по их происхождению…
– В общем-то, да… – согласно кивнул головой Александр. – Вот я и говорю, что в этой стране для меня будущего нет.
Такое смелое заявление, кажется, испугало его. Евстафьев это увидел.
– Да вы не бойтесь, нас никто не слышит, – успокоил он. – Ну а я… – он усмехнулся. – Я не тот человек, который пишет доносы на людей. Так что успокойтесь, мой друг… – Какое-то время они сидели молча. Наконец Евстафьев вышел из задумчивости и поднял на гостя глаза. – И вы бы смогли оставить Россию? – неожиданно спросил он. – Только честно…
– Ну, конечно, смог бы!.. – не моргнув глазом, произнес Болохов. – Но не потому, что я не люблю свою родину… Какая бы ни была, но она моя… Просто я хочу закончить образование и стать профессиональным художником. Иначе… – он тяжело вздохнул. – Иначе – зачем мне такая жизнь?..
Петр Сергеевич долго и внимательно смотрел на приезжего. Будто бы что-то решал в уме.
– Бежать за кордон – не проблема, – наконец проговорил он. – Я думаю, найдутся люди, которые за небольшое вознаграждение готовы в этом помочь. Главное, было бы желание…
– Так есть оно, это желание! – воскликнул Болохов, показывая всем своим видом, что слова Евстафьева его очень волнуют. – Есть!.. Правда, я не знаю, сколько это все будет стоить… Но у меня есть немного денег…
Как же он сейчас был благодарен судьбе за то, что она свела его с этим человеком. Одно дело, если границу ему помогут перейти чекисты, другое – те, у кого хорошая репутация в эмигрантских кругах. Ведь его обязательно спросят, кто ему устроил побег. Если он будет темнить, говорить о каких-то там безымянных контрабандистах, то ему могут и не поверить. А ведь до Харбина еще нужно будет добраться. Не исключено, что прежде он попадет в руки китайской разведки, где его могут принять за шпиона, а это чревато для нынешнего неспокойного времени. Этим-то известно, что границу просто так не перейдешь – нужны люди, знающие все ходы-выходы. А этих людей китайские спецслужбы знали наперечет, потому что все они, так или иначе, работали на них. Без этого тем было бы гораздо труднее заниматься своим незаконным промыслом. Так что обмануть китайцев можно будет в том случае, если у Болохова на руках будет письмо от уважаемых в Харбине людей, а побег ему устроит ни кто-нибудь, а агенты китайской разведки или кто там они еще?..
За разговором они и не заметили, как наступила ночь.
– Что ж, коли решили, давайте, попытайте счастья, – прощаясь, сказал Болохову Евстафьев. – А я тут поговорю кое с кем и потом сообщу вам результат. Только как мне вас найти? – спросил он.
Болохов хотел сказать, что он сам его найдет, однако решил, что такой ответ может насторожить художника. Дескать, темнит что-то парень, не на чекистов ли работает?
– Вообще-то я остановился у знакомых, – соврал он. – Но вы меня найдете у Леши Мальчикова. Завтра же я к нему и перееду… А вам, Петр Сергеевич, спасибо за все. Жаль только, что вы не показали мне все ваши работы… Из тех, что хранятся в вашем, как вы выразились, «чулане», – добавил он. – Кстати, а где сейчас находится картина «Молодожены»? Мне бы так хотелось взглянуть на нее, – выразил он свое искреннее желание.
– Бог даст, еще увидите, – уставшим голосом произнес художник. – А хотите, я вас и со Смотровыми познакомлю… Ваня-то с художеством покончил – сейчас администратором дорпрофсожевского вагон-театра работает. Слышал, они третьего дня в город вернулись. А так постоянно в пути. Весь Дальний Восток с Забайкальем объездили. Кстати, их теперь уже трое: в двадцать шестом у них родился сын. Виталиком назвали. Когда я их рисовал, Елена беременной была. Да это и на картине видно. Когда-то скажет парню: смотри, мол, это твой первый портрет.
Он улыбнулся – будто что-то светлое проснулось в нем.
2
Известие о том, что их гость из Москвы собирается при переходе границы воспользоваться услугами каких-то там контрабандистов, Дулидов принял в штыки.
– И не думайте, товарищ Назаров! – жестко обозначил он свою позицию. – Мы за вас в ответе перед Центром, так что будем отправлять вас по своему коридору. И кто это вас надоумил? – удивился он. – Не художники ли эти?.. Ну, им-то все равно, что с вами будет, а вот нам, если что, головы не сносить.
Пришлось напомнить служивому о том, что Болохов обладает широкими полномочиями и волен действовать так, как посчитает нужным. Так что спорить, мол, с ним бесполезно. Тем не менее Дулидов счел своим долгом проинформировать начальника управления о странном решении московского гостя. Тот велел срочно отправить шифрограмму Артузову с просьбой подтвердить полномочия «товарища Назарова», и только после того, как это было сделано, в управлении вздохнули с облегчением.
– Так и быть, будем действовать согласно вашему плану, – вернувшись в свой кабинет, где он около часа назад оставил Александра наедине со своими мыслями, заявил контрразведчик.
Болохов смекнул, в чем тут дело.
– Что, поди, в Центр на меня бегали жаловаться? – усмехнулся он, уловив новые нотки в голосе Василия Анисимовича, который еще какое-то время назад и слушать не хотел об этом самом плане гостя.
Тот пожал плечами.
– Да мы, в общем-то, и не жаловались… – сказал он. – Просто еще раз хотели убедиться в том, что не имеем права вмешиваться в ваши дела.
– И что, убедились?..
– Убедились… Нам приказано подчиняться любому вашему решению…
– Так подчиняйтесь!
Дулидов вздохнул.
– Придется… – произнес он с явным сожалением. – Хотя я не уверен, что ваше решение правильное. Я это насчет перехода границы… Вы же не местный, многого не знаете… – пояснил он. – Ну поймите же, нельзя доверять первому встречному-поперечному! Так можно и под монастырь себя подвести. Другое дело, если бы вы доверились нам… У нас есть надежные люди, которые взялись бы целым и невредимым доставить вас на ту сторону. А так есть риск напороться на чужой дозор. Это раньше было легче, когда границу охраняли китайцы, а сейчас этим занимаются беглые казаки. А этих на мякине не проведешь!.. Эти прирожденные следопыты. У них глаза орлиные, а уши волчьи. Все слышат, все видят. Стреляют на любой шорох, при этом без предупреждения. Ну а стрелять они, гады, умеют. По Гражданской помню… – Он сделал паузу, закурил. – Нет, честное слово, зря вы нами пренебрегаете, – уже не так напористо продолжал убеждать гостя контрразведчик. – Тут у нас как раз надежный коридор появился… Прошлой осенью, знаете ли, уличили одну соломенную казацкую вдову в том, что она встречается с беглым мужем… Тот у атамана Гамова служил, потом у Колчака… В общем, закончил путь в Китае. А баба его в станице Верхнеблаговещенской живет. Это здесь рядышком… Ну, арестовали мы ее, при этом с дальним прицелом. Муж-то ее в китайской пограничной охране служит… Ну, вы понимаете меня… – многозначительно взглянул он на Болохова. – Тот узнал, что жена в тюрьме, – и в ножки к нам. Отпустите, мол, ее, а за это я вам все что угодно сделаю. Даже собственную жизнь отдам. Мы ему: жизнь нам твоя хренова не нужна, а вот от помощи не откажемся. Короче, сейчас исправно нам служит. Как только его смена – тут же сообщает по своим каналам. Ну а мы и рады стараться… Хотя у нас есть и другие надежные пути…
