– Это который нынче Ленинградом называют? – спросил Сынок. – Ну так и поезжайте туда, зачем вам чужая земля?
Эх, парень! – усмехнулся про себя Александр. – Кабы твои слова да Богу в уши…
Увы, дороги назад для него не было. Все осталось в прошлом – и Невский, где он впервые прошелся с барышней под ручку, и тихая улочка Росси, где у него в пятнадцать лет случился первый поцелуй, и Салтыковка с ее нетленными запахами старины, где он подолгу просиживал за книжками… А Русский музей, под своды которого он входил, затаив дыхание?.. А Эрмитаж, с его тихими, умиротворенными залами?.. Вот и стрелка Васильевского острова с Дворцовой площадью и Биржей останутся у него только в памяти, как останется светлым пятнышком в его душе и Александро-Невская лавра, и Петропавловская крепость, и Исаакиевский собор… Все ушло, ушло навсегда. Ведь он же не станет возвращать себе все это с наганом в руке, поливая кровью родные улицы. Это его казачки решили вернуть себе родину с помощью меча. Вроде того, что цель оправдывает средства. Когда-то готов был пойти на это и его друг ротмистр Шатуров. Но ему повезло – он больше не станет никого убивать. Значит, зло обошло его стороной, и это зачтется ему на том свете, коли тот свет действительно существует.
– Нет, братцы, для меня все кончено.
– Это еще почему? – удивлялся Угаров.
– Братцы, может, споем – пошто зря гутары гутарить? – предлагал кто-то из казаков. – А то сидим, морозим задницы – согреться бы…
– Да подожди ты! – прикрикнул на него подхорунжий. – Тут человек страдает, а ты…
Болохов метнул в его сторону удивленный взгляд. Светлая ты душа, подумал он о нем. Пусть сбудется все, о чем ты мечтаешь.
– А как вы думаете, господин поручик, мы одолеем большевиков? – неожиданно спросил Александра Сынок.
Тот пожал плечами.
– Если честно, не знаю. Но я желаю вам всем вернуться домой.
– А ежели нас всех побьют – тогда какой же дом? – произнес Сынок.
«И то правда», – подумал Александр. Вся эта авантюра может разом лопнуть, если большевики успеют подтянуть к границе свои войска. В Гражданскую четырнадцать государств с нами воевали – справились. И эти не пройдут. Вот только казачков жалко. Они-то виды имели на эту войну. И не потому, что хотели отомстить своим гонителям, – земля родная их звала. Как это говорил Угаров? «Мне б, мол, только бы до станицы своей добраться, чтоб хоть разок взглянуть на жену и своих ребятишек, а там пусть казнят». Вот она, любовь к родным дымам. И это будет посильнее страха за свою жизнь.
…Все случилось в одночасье. Рано утром одиннадцатого октября земля вдруг вздрогнула от мощных взрывов. Это, упредив противника, нанесли свои удары по его укреплениям орудия советской речной флотилии и авиация.
Разбуженый громом орудий, Болохов вскочил с кровати и подбежал к окну. Рассвет еще только занимался, и было плохо видно, что творилось снаружи. И только слышно было, как где-то совсем близко рвутся снаряды и бомбы, заглушая рев авиационных моторов. У Болохова похолодело в груди. Неужто началось?.. А он-то думал, пронесет. Дескать, посуетятся-посуетятся эти китайцы – и успокоятся. Ведь история показала, что с Россией лучше дружить, а не воевать. А ну как пойдут большевики лавиной – попробуй тогда останови их. До самого Пекина гнать будут…
Неожиданно в дверь небольшой глинобитной фанзы, где он остановился на постой, кто-то сильно забарабанил. Однако хозяева, а это была уже немолодая супружеская пара, и не думали открывать. Испугавшись взрывов, они забились в угол и не высовывали оттуда носа.
– Господин поручик!.. Просыпайтесь!.. – услышал Александр тревожный голос своего заместителя подхорунжего Угарова. – Война!..
Быстро одевшись, он выбежал на улицу. В неясной предрассветной мгле он разглядел вооруженных винтовками людей, которые, подгоняемые криками командиров, молча и опасливо двигались в сторону Амура.
«Блажен, кто посетил сей мир, в его минуты роковые…», – почему-то ему вдруг на память пришли строчки Тютчева. Интересно, что поэт имел в виду? Что человек в эти самые минуты должен быть счастлив? Но какое, к черту, счастье, если это война, где он, Болохов, может погибнуть! Хотя разве он держится за жизнь? Ведь за нее обычно держатся только те, у кого остались нереализованные планы, есть цели, есть то, что трудно терять. А у него ничего нет. Совершенно ничего! Тогда стоит ли бояться смерти?..
Только сейчас Болохов вдруг понял, почему его до сих пор не сломала жизнь. Он умел мечтать. Человек мечтает, значит, живет. Как только он перестает это делать – тут же наступает тьма. Уметь мечтать – не это ли главное предназначение человека на этой земле?.. А он уже и мечтать разучился…
…Повсюду вой снарядов, грохот, гром… «“Последний день Помпеи” – не меньше», – мелькнуло у Болохова в голове, когда он, пригнувшись к земле и с опаской поглядывая на небо, где кружили советские самолеты, под грохот взрывов пробирался к палаточному лагерю своего отряда.
Казачки уже были на ногах, ожидая дальнейших команд. Их выцветшие на солнце походные палатки, словно паруса, маячили на фоне городка и были хорошей мишенью для штурмовиков. «Надо их увести подальше», – решил Болохов.
– Эскадрон, в седло! – скомандовал он, и уже скоро казачья сотня, выстроившись в колонну, мчалась в сторону ближайшего леса.
– Здесь и переждем артналет, – слезая с коня, сказал Александр, решив, что в густых зарослях дубняка их будет трудно заметить с воздуха. Эти деревья держат свой медный лист до самой весны, пока не покроются зеленью. Это ольховый лес или те же березняки да осинники становятся прозрачными осенью, потому они не годятся для схрона.
– А дальше?.. Что будем делать дальше, господин поручик? – спросил его подхорунжий. – Думаю, не след нам прятаться, когда идет война.
– Ты прав, Николай, – ответил ему командир. – Но ты же видишь, что творится вокруг… Вот скоро все уляжется, и тогда настанет наш черед. Ты думаешь, наши генералы ничего не предпринимают? Как бы не так! Они уже на ногах и что-то думают… – вспомнил он вдруг Хорвата, который, поди, уже поднял свои полки в ружье. Видимо, первое, что он сделает, – это прикажет арестовать всех советских специалистов дороги, после чего уничтожит ее вооруженную охрану и двинет свои войска к границе. Что и говорить, белые будут драться насмерть. У них так – или пан, или пропал. Это китайцам все равно. Коль получат по шапке – вернутся домой, а этим что делать? Ждать новой войны?
Он прислушался. Советская артиллерия продолжала массированный обстрел линии обороны противника. В основном били по судам Сунгарийской речной флотилии, которая, видимо, мешала красным высадить десант. Артиллеристам помогала авиация. Отбомбившись, самолеты возвращались на свой аэродром, а через несколько минут снова появлялись над позициями врага. Долго ли это будет продолжаться?
Болохов вдруг поймал себя на мысли, что сам причастен ко всему, что творилось вокруг. Ведь это он снабжал Центр секретными сведениями, указывая места сосредоточения войск противника. Вот и Лахасусу – это его рук дело. Не он ли дал знать Москве, что это важный стратегический плацдарм, откуда противник намеревается нанести свой первый удар?.. Эх, знали бы его казачки всю правду – да они б его просто разорвали на части. Но они ни о чем не догадывались. Стояли возле своих коней и нервно курили, напряженно вглядываясь вдаль. Город горел. Черные клубы дыма, отрываясь от земли, густо шли в небо.
