– Сбежал – и Бог с ним, – сказала Мария Павловна. – Значит, чувствовал свою вину.
– Арестовать бы его, сукина сына, надо было, – заметил старший Гридасов.
– Это еще за что? – испуганно взглянула на него Лиза.
– А за все хорошее! – пробасил отец.
Лиза покачала головой.
– А, может, мы зря так на него? Может, он ни в чем не виноват?
Ей вдруг стало жалко Болохова. Один в чужом краю – даже некому на судьбу свою пожаловаться… А она хороша! Не разобравшись, тут же обвинила Болохова во всех смертных грехах. А ведь он, наверное, правду ей говорил. Во всяком случае, про Карсавина уж точно не лгал. Тот действительно оказался советским разведчиком. Об этом стало известно после того, как нашли его труп. Полиция стала рыться в его вещах и обнаружила кучу улик против него.
О том, кто убил Бориса, и гадать не приходилось. Конечно же это сделал Болохов. Но у Лизы почему-то не было жалости к убитому. Видимо, Карсавин здорово насолил Саше – вот он и не выдержал. Ну разве можно прощать подлецов? А тот и есть подлец, коль он, по сути, лишил Болохова родины.
Где Александр сейчас, что с ним?.. Один ее знакомый из штаба сообщил ей, что Саша находится в каком-то Лахасусу. Она стала искать это место на карте и нашла. Боже, да ведь это граница с Россией! Вот здорово! Однако это близкое присутствие родины может вызвать у Болохова бурю эмоций – возьмет да уйдет на ту сторону. И тогда она уже никогда – никогда! – его не увидит.
Мысли об этом не давали Лизе покоя. Она страдала. Она перестала улыбаться, замкнулась в себе и целыми днями не выходила из своей комнаты. Садилась возле окна и смотрела в него невидящим взглядом, пока Нинь-и не позовет ее к столу. За столом молчала и даже не притрагивалась к еде. Тыкала нехотя вилкой в тарелку и убегала снова к себе.
У матери тревога на душе. Все думала, чем бы отвлечь дочь от тяжелых мыслей. Пыталась и поговорить с ней, и на прогулку звала. Но Лиза будто бы решила похоронить себя заживо.
– Может, ей доктора позвать? – однажды спросила она мужа.
Тот махнул рукой.
– Доктора здесь не помогут, – сказал он. – Любовь ведь болезнь неизлечимая.
– Так что же делать? – впадала Мария Павловна в панику.
– А что мы можем?.. – с печалью в голосе говорил Владимир Иванович. – Разве что примирить молодых. Но жених-то ее далече забрался – не поедет же она к нему.
Но Лиза уже готова была ехать хоть к черту на кулички – лишь бы поскорее увидеть Болохова. Только теперь она поняла, как она любит его. Вот только, говорили, дорога уж больно опасная. Кругом эти хунхузы. Нет, одной ехать нельзя. А может, Петра уговорить? Хотя какой он воин! Это он с мальчишками может на кулачках, а если это будут настоящие разбойники?..
Болохову было легче – с ним были вооруженные всадники, поэтому бандитам туго бы пришлось, напади они на них. Тут другая была беда… Прежде, чем добраться до места, эскадрону довелось совершить многодневный конный переход. Хороших дорог в этих краях сроду не было, и потому лошадям пришлось нелегко. Шли, утопая в грязи и спотыкаясь о многочисленные ухабины. Так вымотались, что едва волочили ноги.
Место, куда они прибыли, было славное. Осень. Повсюду игра красок. Воздух чистый и густой от обилия запахов. Вокруг верблюжьи горбы сопок, поросших монгольским дубом, заливные луга, рисовые чеки… Но не это привлекало внимание Болохова. В двух шагах от него, разлившись в пойме, хмуро и величаво нес свои желтые воды батюшка Амур. Где-то там, за широкой гладью реки, была его родина, которую в бурное половодье можно было наблюдать только в бинокль.
Городок Лахасусу был невелик собой. Добротных домов здесь почти не было – одни глинобитные хижины. Примечательным было другое – это хорошо укрепленная береговая линия обороны. Китайцы, готовясь к войне, долгие годы строили здесь бетонные огневые точки и убежища. Вдоль границы на многие версты были вырыты траншеи и окопы в полный профиль. В самом городе был сосредоточен гарнизон численностью боли двадцати тысяч штыков с двумя батареями, десятью бомбометами и двенадцатью пулеметами. Кроме того, здесь находилась Сунгарийская речная флотилия, имевшая три канонерских лодки, четыре вооруженных парохода, вооруженные железные баржи и один легкий крейсер, что давало китайцам возможность быстро перебрасывать войска от Харбина к устью Сунгари.
В задачу эскадрона, которым командовал Болохов, входило патрулирование здешних дорог – задерживали всех подозрительных лиц, появлявшихся в полосе границы. С началом наступления отряд казаков по плану должен был присоединиться к китайским боевым частям и, форсировав Амур, с боями продвигаться вместе с ними к Хабаровску.
Казаки были веселы. «Скоро домой», – говорили они. Вот уж, мол, зададим жару большевикам. «Будем гнать их до самого Ледовитого окияна». Порой, приняв по стакану рисовой водки, они устраивались на берегу пограничной реки и начинали прочищать свои луженые глотки.
«Взвейтесь, соколы, орлами! Полно горе горевать…» – бывало, неслось над Амуром, сливаясь с криками голодных чаек. Покончив с бравурной песней, заводили веселую: «Раз, два, три, калина, чернявая дивчина, в саду ягоду рвала…». Китайцы глядели на казачков и никак не могли понять, отчего это они так веселятся.
Но веселость эта была недолгой. Потешив душу, казаки вдруг преображались, и тогда над рекой сурово и трепетно звучало «Прощание славянки»:
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай.
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад…
А тем временем обстановка на границе продолжала накаляться. Уже говорили, что где-то китайцы при поддержке русских передовых отрядов делали пробные вылазки, пытаясь атаковать позиции советских войск. Кровавые бои завязывались то тут, то там. Болохов, единственный в крепости не жаждавший крови, с болью воспринимал все эти известия. Газеты доставлялись с запозданием, поэтому приходилось пользоваться устаревшей информацией, но чаще все-таки слухами.
– Господин поручик, Александр Петрович! Ну, мы, понятное дело, вернемся в свои станицы, а вы-то куда? – однажды, когда они в очередной раз собрались на берегу, чтобы погорланить песни, спросил Болохова кто-то из казаков.
Тот отвечал не сразу. Сидел, молчал, думал о чем-то. А казачкам интересно – терпеливо ждали.
– А я останусь, – неожиданно заявил Александр.
– Это еще почему? – выпучил на него глаза подхорунжий Угаров, сорокалетний казак с пышными пшеничными усами. Человек бывалый, прошедший всю Гражданскую и бывший авторитетом у товарищей – оттого Болохов и назначил его своим заместителем.
Александр развел руками.
– А мне некуда ехать.
– Как так некуда? – удивился щупленький молодой казачок, которого все в отряде звали Сынком. – У кажного человека должен быть свой родной угол… Сами-то вы откуда?
– Из Петрограда…
