– Садись, Саша, – когда они вошли в комнату, произнесла Лизонька, указывая на стул, а сама села в маленькое креслице у окна.
Каждый раз, входя в эту комнату, Болохов чувствовал какую-то неловкость. Будто бы он заглядывал в чужой дневник, полный девичьих тайн. Здесь было чисто и светло и пахло цветами. Хотя герань и фиалки, что стояли в глиняных горшочках на подоконнике, так пахнуть не могли. Значит, то были нежные тонкие эфиры, которые присущи только юности. И от этих эфиров кружилась голова и громко стучало сердце.
Но на этот раз все было иначе. Мельком оглядев комнату и отметив, что никаких изменений здесь не произошло – та же аккуратно убранная девичья кровать, те же тюлевые занавески на окне, тот же письменный стол, над которым висел Лизин портрет, выполненный его рукой, – он не стал, как это бывало прежде, умиляться этой незатейливой обстановкой. Вместо этого он терпеливо ждал, что ему скажет Лиза.
– У нас на днях побывал господин Карсавин… – наконец заговорила она, и было видно, с каким трудом ей даются слова.
Болохов сделал вид, что это известие его не удивило. Хотя на самом деле он уже обо всем догадался. «Выходит, все дело в Борисе, – решил он. – Интересно, что же он им наплел? Сказал, что они имеют дело с советским чекистом? Но это исключено! Он же не дурак, в конце концов. Ведь тем самым он и себя бы выдал. Тогда что?..»
– До меня дошли слухи, что господин Карсавин стал частым гостем в вашем доме… – не зная, как еще отреагировать на Лизины слова, с некоторым упреком произнес он. – И отчего это вдруг?..
Лиза как будто не услышала его вопрос.
– Саша, он нам такое сказал… такое…
Болохов подошел к ней и погладил ее по голове.
– Ну что ты, Лизонька? Успокойся… – произнес он.
Она покачала головой.
– Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело, – проговорила она. – Скажи, Саша, это правда?..
– Ты это о чем? – сделал он вид, что не понял ее.
Она взяла его за руку и заглянула в глаза.
– Карсавин говорит, что ты чекист… Скажи же, что это не так!
Болохов не ответил ей, только нахмурился.
– Ну что же ты молчишь? – умоляюще смотрела на него девушка.
Он молчал.
– Саша!..
– Да, я слушаю тебя… – Он аккуратно высвободил свою руку и подошел к окну. Выглянув на улицу, увидел веселую ватагу ребятишек, которые, подставив голые спины солнцу, гоняли мяч прямо на мостовой. «Счастливые! – подумал он. – Жизнь еще не обожгла их своей правдой, потому и живут они ощущением бесконечного счастья».
– Я спрашиваю, это правда?
– Ну, допустим… – как-то непривычно жестко вдруг произнес Болохов и тут же: – А это что-то меняет? Я говорю про наши с тобой отношения, – пояснил он.
Теперь уже молчала она.
– Я задал тебе вопрос… – напомнил Болохов.
– Нет… не меняет… – пыталась сдержать она слезы, но это ей не удалось. – Значит, все-таки ты не тот, за кого себя выдавал… – явно разочарованно вдруг произнесла она, вытаскивая из-за рукава платочек и промокая им глаза.
– Лиза, неужели это сейчас так важно? Я же люблю тебя!
Он с надеждой смотрел на девушку. В ее глазах было столько боли!
– Выходит, ты просто использовал меня! – едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, произнесла она. – Да, да, использовал!.. А я-то, дура, решила, что ты… Да ты, Саша, просто подлец после этого…
– Лиза, прошу, не бросайся такими словами! – вспыхнув, сказал Болохов – Пойми, я выполнял свой долг. Да, поначалу я решил использовать тебя, но потом понял, что влюбился. Горячо и безумно! А теперь суди меня… Но только знай: я все равно до конца жизни буду любить тебя.
– Ты… ты говоришь неправду! – неожиданно заявила она. – Я все поняла… все!..
Не сумев пересилить боль и обиду, она вдруг заплакала. Она плакала так громко, что, наверное, ее слышал весь дом. Вот сейчас вбегут ее родители – и начнется… – с испугом подумал Болохов. Надо было что-то делать.
– Лиза, скажи прямо, что ты ненавидишь меня – и я уйду… – проговорил он и сделал шаг к двери.
– Нет! – бросилась она к нему. – Никуда я тебя не отпущу!.. Никуда…
– Ну, тогда успокойся, – прижав девушку к себе, сказал Александр. – Ну, давай же, вытри слезы…
Она достала платок.
– Скажи, ты уедешь? – спросида она. Болохов покачал головой. – Но ведь это же неправда! – воскликнула она. – Ты опять мне лжешь!
– Не говори мне больше таких слов! – снова рассердился он.
– Но ты же мне лгал… лгал!
Александр в отчаянии.
– А что мне было делать? – спросил он. – Если бы я тебе сказал, кто я есть на самом деле, ты бы меня за квартал стала обходить. А я полюбил тебя, понимаешь?.. И не хотел тебя терять. Ну разве я виноват, что мир сошел с ума, что все мы разделились на красных и белых? Теперь что, я и полюбить уже не могу?
Она вдруг с благодарностью посмотрела на него и нежно провела рукой по его щеке.
– Я верю тебе, Сашенька, верю… Но как же нам тогда быть?
– Скажи, ты поедешь со мной в Москву? – неожиданно спросил он ее.
– В Москву?.. – опешила Лиза. – А как же мои родители? Да они никогда не поедут в красную Россию! Никогда! И Петруша не поедет…
– Выходит, тупик? – усмехнулся Александр.
– Да нет же, нет! – крепче прижалась к нему Лиза. – Хорошо, если хочешь – я поеду…
У него засветились глаза.
– Ты, правда, поедешь?..
– Да, да!.. А разве может быть иначе?..
– Тогда я самый счастливый человек на свете! – громко произнес он и вдруг осекся.
– Что с тобой, милый?.. – почувствовав неладное, спросила Лиза. – Почему ты вдруг умолк?..
У Болохова из груди вырвалось что-то похожее на стон.
– Мне нельзя ТУДА возвращаться… – неожиданно заявил он. – Нет, за себя я не боюсь, но из-за меня и ты можешь пострадать…
– Но почему? – не понимала его Лиза. – Ты что-то не то сделал?
– Теперь это неважно, – как-то грустно произнес Александр. – Так что хочу я этого или нет, но мне придется остаться.
Что это, трусость? А может, инстинкт самосохранения? – позже спрашивал он себя, пытаясь понять, почему он решил не возвращаться домой. Ответ он найдет не сразу, но все же он его найдет. «Скорее всего, – решил он, – это было естественное человеческое желание – дожить свою жизнь до конца… Для чего? Да хотя бы для того, чтобы понять, что такое счастье…»
– Ура! – обрадовалась Лиза. – Мы никуда не едем! Нет, ты скажи, милый, это правда?.. Правда?
– Да, Лизонька, да… Вот видишь, ради тебя я даже решил пойти на предательство… Да-да, не смотри на меня так. Я, правда, решил остаться. А что это, как не предательство? Но ради любви я готов на все… В общем, остаемся, а там будь что будет! Только вот если Карсавин нам помешает… – вспомнил он вдруг о Борисе.