Лаборатория человечества.
Этот остров — терраса, пристроенная на краю мира для того, чтобы наблюдать за будущим человеческого рода. В тени, во вьетнамках, со стаканом пунша в руке.
Кристос останавливается на Мишу-Фонтен — идущей под уклон маленькой улочке со ржавыми машинами по обеим сторонам. Можно подумать, что это свалка металлолома, а на самом деле — стоянка. Дом Имельды — четвертый от угла. Перед домом, сидя на трех трухлявых досках, заменяющих ступени крыльца, курят трое мальчишек.
Назир — старший из сыновей Имельды. Ему пятнадцать. Длинные тощие ноги — будто аист шорты натянул. Выдохнув дым, он поднимает глаза на Кристоса.
— А, это ты, Деррик?
[28] Я-то думал, ты ловишь врага общества номер один.
В пяти метрах от них орет радиоприемник, стоящий на пластиковой канистре. Облава на Марсьяля Бельона заменяет вечерний телесериал.
Назир, снова затянувшись, прибавляет:
— Я-то тебя держал за Джеймса Бонда…
Кристос ставит ногу на ступеньку.
— Я отдыхаю, малыш. Видишь ли, Деррик тоже спит, жрет и срет. То же относится и к Джеймсу Бонду.
Оба приятеля Назира захихикали. А Назир — нет. Он уже изображает из себя скептика.
— Не понимаю, что моя мать в тебе нашла. Зорей, сыщик. И к тому же тупой.
Кристос поднимается на две ступеньки, смотрит на подростка сверху вниз.
— Но романтик. Ты должен усвоить урок, малыш. Спать, жрать и срать — но романтично. В этом весь секрет. Ну ладно, дай-ка мне курнуть…
Назир зажимает окурок между пальцами, прячет руку за спину.
— Не трогай, дядя, это запрещенное вещество…
— Тем более. Не забывай о том, что разговариваешь со служащим, который давал присягу.
Подросток с вызовом сверкает глазами.
— Да что ты?
— Да-да! В наказание отдавай косячок, а заодно и пакет с травкой, который ты прячешь в кармане. Конфисковано!
Назир, нисколько не смутившись, вытаскивает из кармана пакетик с листьями и трясет им перед жандармом.
— Ты об этом говорил, дядя? Я тебе его уступлю за полторы сотни евро. Это стоит вдвое дороже, но ты ведь почти родственник, верно?
Кристос протягивает руку.
— Продано. Деньги я оставлю твоей матери.
— Еще чего…
Пластиковый пакетик снова исчезает в кармане. Назир вытащил оттуда всего один листик.
— Ну, бери, Деррик, — он протягивает его Кристосу, держа между большим и указательным пальцами. — Подарок от фирмы! Травка из нашего огорода, утром только сорвана…
Когда Кристос, с сигаретой в руке, входит в дом, Имельда стоит к нему спиной, наклонившись над раковиной. Трое детишек, Дориан, Жоли и Амик, сидят рядком с краю стола.
— Кристос, какого черта! — вопит Имельда не оборачиваясь. — Брось сигарету!
Полицейский вздыхает.
— Только не при детях! К Назиру это тоже относится, я все слышала. Ты не должен его поощрять, ему всего пятнадцать. Он берет с тебя пример…
Кристос покашливает.
— Ну да, я для него пример, а как же! Скажи еще, что я его приемный отец, раз уж на то пошло. Имельда, со мной этот дешевый психологический шантаж не пройдет.
Чашки и тарелки стукаются о выщербленный фаянс. Ножи и вилки с грохотом сыплются в раковину.
— Сейчас же потуши сигарету. А завтра ты для начала отберешь у него пакет с травкой, а потом выдернешь всю, какая растет в саду. Не хочешь быть в роли отца, так побудь хотя бы в роли полицейского.
Кристос тушит окурок об пол. Дотягивается до бутылки рома и плюхается на деревянную табуретку.
— Ничего не скажешь, вечер удался…
Развернувшись, Имельда одним движением сгребает стоящие перед детьми тарелки и стаканы.
— Я слушала новости. В Сен-Жиле дела серьезные. Я не ждала тебя так рано.
Белый ром обжигает нёбо младшего лейтенанта.
— Одним придурком больше играет в прятки, одним меньше — от этого мало что меняется…
Имельда пожимает плечами. Чиркает спичкой, зажигает газ под низкой алюминиевой кастрюлей.
— Спорю, ты ничего не ел?
Кристос только кивает в ответ. Он обожает эту черную богиню. Обожает ее карри. Обожает сидеть в ее хижине-развалюхе.
Как только он допивает ром, Жоли запрыгивает к нему на колени. Ее длинные курчавые волосы пахнут шампунем на кокосовом молоке.
— Расскажешь мне историю про злодея?
Кристос отодвигает бутылку подальше от девочки.
— Про настоящего злодея?
— Угу-у-у-у.
— Историю про злодея, который убивает креолов большим ножом? Который убивает свою жену, чтобы не делить с ней маленькую дочку?
Жоли хохочет.
— Ага-а-а-а!
Имельда убирает посуду в пластиковый кухонный шкафчик. Кристос сквозь бутылку рома смотрит на ее царственный зад. Он до безумия хочет ее прямо сейчас. Имельда просто создана для того, чтобы трахаться с ней по-собачьи.
Жоли тянет его за рукав.
— Ну, Иисус, ты будешь на мамину попу смотреть или рассказывать мне историю?
Вот паршивка!
Кристос переворачивает девочку вверх тормашками. Она хохочет во все горло. Дориан и Амик, не утерпев, лезут на ринг и получают каждый свою порцию кетча.
— Осторожно, горячее, — предупреждает Имельда, ставя перед Кристосом тарелку с карри. — Малышня, ну-ка, живо в постель!
Угрожающе замахнувшись тряпкой и тем самым заставив недовольных умолкнуть, она снова поворачивается к Кристосу.
— Мне надо с тобой поговорить. Немного попозже, когда останемся вдвоем. И серьезно…
— Тогда лучше не надо.
Имельда продолжает чуть более раздраженно:
— Поговорить про твоего сбежавшего убийцу, идиот! В этой истории, которую нам уже сто раз рассказали по телевизору, меня кое-что смущает. Кое-что странное, о чем, похоже, никто почему-то не подумал…
21 ч. 35 мин.
Двадцать минут отдыха. Айя позволяет себе устроить передышку.
На двадцать минут — по часам.
Она решила, что лучше выбраться из Сен-Жиля, и, как часто бывало, когда ей требовалось собраться с мыслями, доехала на машине до Сен-Поля, чтобы походить в темноте мимо безлюдного кладбища моряков, от пустой рыночной площади до укрытого казуаринами грота Первых Французов.
