Она нажимает на клавишу. На экране разворачивается карта Сен-Жиля, на которой отмечены уже проверенные жандармами дома.
— Но мы продвигаемся, Кристос, мы его поймаем. В квартале Каросс всего двое, и оба стажеры, если бы ты пошел им помочь…
Бутылка летит в урну. Кристос потягивается.
— Я сваливаю, Айя. Иду домой.
Айя роняет руки на колени. Она даже не пытается скрыть, насколько ошеломлена его словами.
— Ты что, Крис? У нас есть время до завтрашнего утра, чтобы его найти. После этого люди…
— Нет, Айя… извини. Надо работать посменно. Иначе ничего не получится.
— Какого черта, Кристос, у нас убийца гуляет на свободе…
— И не один. А кроме них — торговцы наркотиками. И педофилы. И всевозможные психи. И есть еще вдовы, которых надо защищать. Я свое дело знаю. И мои коллеги тоже.
Айя выпрямляется. Ее густые брови сошлись в одну прямую темную линию.
— У тебя нет выбора, Кристос. Ты обязан работать. Как все остальные. План «Папанг» — тебе это о чем-то говорит?
— И что ты со мной сделаешь, Айя? Выговор объявишь? Я буду здесь завтра утром. Рано. А сейчас пойду спать. Вообще-то тебе следовало бы сделать то же самое.
Айя, совершенно растерянная, прислушивается к странной смеси птичьего свиста с потрескиванием полицейских раций. И с усталым смешком произносит:
— Ты совершенно безответственный человек…
Кристос бесстыдно улыбается, прохаживается по саду:
— Тебе никому ничего не надо доказывать, Айя. Даже если ты поймаешь Бельона, награда, которую ты за это получишь…
Она не дает ему закончить:
— Я хочу поймать этого типа до того, как он еще кого-нибудь убьет. И только. На все остальное мне плевать.
Кристос бесшумно аплодирует в темноте.
— Айя, я тобой восхищаюсь. Ты святая… Не забудь позвонить мужу и детям.
Айя поднимает голову — в глаза ударяет свет голой лампочки. На мгновение она вспоминает про Тома и дочек, Жад и Лолу. Лола всего на три месяца старше Жозафы Бельон. Том прислал ей сообщение сразу после того, как по телевизору объявили о начале плана «Папанг». Айя не успела ему ответить. В любом случае он понял, что она не придет домой ночевать. И объяснил это девочкам перед тем, как рассказать им сказку на ночь и подоткнуть одеяла. У нее самый лучший муж на свете.
Она щурится, вглядываясь в силуэт Кристоса. В глазах еще несколько секунд мелькают зеленые вспышки.
— Я только понапрасну теряю из-за тебя время, Кристос. Ты прав, лучше тебе отсюда свалить.
18
Площадка Жозафы
21 и. 13 мин.
Пластырь телесного цвета на лбу Софы едва заметен. Уже завтра ни от шишки, ни от царапины не останется и следа. Марсьяль сидит на кровати рядом с Софой, отодвинув вышитые подушки и плюшевых зверей. Софа безропотно подчинялась. Он обработал ранку. Раздел девочку. Уложил в постель. Собственные жесты казались ему почти нереальными, словно, заново проделывая то, что полагается делать отцу, он обучался этому на безжизненной кукле.
Парализованной кукле.
Он выключил телевизор. Софа больше не произнесла ни слова. А те последние, которые он от нее услышал, все еще звучат у него в голове.
«А маме было больно, когда ты ее убил?»
Марсьяль сжимает в руке сборник сказок про Ти-Жана и чувствует себя идиотом. Самый лучший способ наладить отношения с дочкой — это почитать ей? Едва ли не с самого ее рождения Лиана подолгу рассказывала ей сказки.
Бесконечный ритуал.
Мучение.
Марсьяль ненавидел эти минуты близости перед сном, близости, от которой он был отлучен: если он слушал, о чем они говорят, чувствовал себя соглядатаем, если уходил — ощущал себя чужаком. Он встает, возвращает книгу на заваленную ракушками полку. Снова, очень осторожно, садится на кровать.
— Я сейчас расскажу тебе одну историю, Софа. И даже больше того — я открою тебе тайну.
Ни слова в ответ. Софа сворачивается в клубок под одеялом нежной расцветки.
Марсьяль продолжает говорить тихим, успокаивающим голосом.
— Знаешь, почему тебе дали такое необычное имя — Жозафа?
Софа по-прежнему молчит, но дыхание ее слегка учащается.
— Я уверен, что мама никогда тебе об этом не рассказывала.
Голова высовывается из-под одеяла. Любопытство победило, об этом морзянкой сообщают веки Софы. Марсьяль улыбается.
— Видишь ли, Софа, папа с мамой хотели ребенка. Очень сильно хотели. Для того чтобы появился ребенок, папа с мамой должны обняться, прижаться друг к дружке так же сильно, как сильно они хотят ребенка. Понимаешь?
Глаза у Софы распахиваются, становятся круглыми. На стенах висят фотографии: на одной из них мальчик ее возраста гладит панцирь исполинской черепахи, его светлые волосы торчат из-под бейсболки с надписью «Коралловая ферма»; на другой бабушка усаживает его на летние санки в парке Маидо. Сказочные каникулы. Безмятежное счастье.
Голос у Марсьяля чуть-чуть дрожит.
— В тот день папа с мамой решили уехать в отпуск куда-нибудь к морю, ненадолго и недалеко, как можно ближе к дому. Мы поехали в Нормандию, в Довиль. Мы опять ездили туда в прошлом году, помнишь, там был пляж с разноцветными зонтами, ты еще сказала, что вода слишком холодная?
По лицу Софы видно, что помнит. Она приоткрывает рот, но ни звука с ее губ не слетает.
— Но я рассказываю тебе про другой день, который был задолго до твоего появления на свет. В тот день папа заказал для них с мамой номер в гостинице, он хотел, чтобы из окна было видно море. Такой сюрприз он придумал к маминому дню рождения. Мы сели в нашу машину, на ее заднем сиденье еще не было твоего детского кресла. В Нормандию надо ехать по не очень длинному шоссе, которое часто оказывается забитым. В тот вечер папа с мамой тронулись в путь поздно вечером, почти ночью, чтобы двигаться не в толпе. Маме не терпелось добраться до гостиницы, нам обоим не терпелось обняться, крепко-крепко прижаться друг к дружке, чтобы скорее появился ребенок…
Софа ерзает под одеялом. Теперь ее рука касается отцовского плеча.
— На шоссе, сразу за будкой, где платят дорожную пошлину, есть место для отдыха — это единственная площадка, дальше до самого моря нет ни одной. Папа и мама так торопились с ребенком, что не смогли дотерпеть до гостиницы, они остановились там, на этой стоянке у дороги… И знаешь. Софа, как называется это место?
— Н… нет, — еле слышно шепчет Софа.
Марсьяля захлестывает теплая волна.
— Оно называется площадкой Жозафы, маленькая моя. Не знаю, почему ей дали это красивое имя. Вокруг ничего нет: ни деревни, ни домов, просто площадка и несколько деревьев рядом. Вот там-то ты и спустилась с небес к маме с папой, маленькая моя. Когда мы снова сели в машину и поехали дальше, твоя мама сильно сжала мою руку и тихо спросила: «Тебе не кажется, что Жозафа — красивое имя?»
