— Трудно сказать…
Да-да, продолжай держать меня за дурака…
Кристос вздыхает. Как же его это бесит. Поднимает глаза от ножа, оглядывает комнату. Стены увешаны черно-белыми гравюрами, явно предназначенными для младшего персонала, заходящего в кабинет. Картинки рассказывают историю острова, но эта история обрывается в 1946 году, с его превращением в заморский департамент. Каторжный труд креолов на плантациях сахарного тростника, роскошные виллы в колониальном стиле, с резными украшениями по краю крыши, а перед ними — дамы в кринолинах, полуголые чернокожие и белозубые девушки, портреты каких-то забытых гордых и высокомерных вислоусых европейцев…
Доброе старое время…
Кристос готовится к бою.
— Я вас понимаю. Солидарность, так? Когда ветер крепчает, надо уметь сплотиться.
Можно подумать, он подсунул адвокату под зад морского ежа. Жак Журден завелся с четверти оборота.
— Почему вы так говорите?
Чтобы тебя, дурачка, расшевелить.
— Потому что по острову бродит убийца! Потому что он уже убил и будет убивать дальше, а нам необходимо подтверждение. В этом случае и речи быть не может о профессиональной тайне, мсье Журден. Вы не адвокат Бельона. Вы ничем ему не обязаны. Вас не просят сотрудничать с иностранной полицией и доносить на соотечественника. Здесь вы на французской земле…
Не перегнул ли я палку, спрашивает себя Кристос.
— Это его нож, — неожиданно шепчет Марго Журден.
Он так и подскочил, кресло под ним мягко пружинит.
— Вы уверены?
— Да. Три дня назад мы поднимались в горы. Пикник в лучших креольских традициях. Мы останавливались на одной из площадок для барбекю. И все мы держали в руках этот нож.
Марго рассматривает его более пристально, изучает каждую царапинку на лезвии и на рукоятке и подтверждает:
— Это его нож.
Жак бросает на жену свирепый взгляд. Для виду! Он скорее доволен, что Марго взяла это на себя. Кристос убирает нож в прозрачный пластиковый мешок.
— Спасибо, мы сдвинулись с места… Так что было вчера после обеда? Вы, кажется, плескались в бассейне вместе с Бельонами.
Жак, профессиональный лицемер, подхватывает:
— Совершенно верно. Перед тем как подняться в номер следом за Лианой, Марсьяль попросил нас присмотреть за Софой.
Кристос передвигает с места на место бронзовые часы, сделанные, должно быть, еще до отмены рабства. Циферблат окружен четырьмя маленькими голыми креолами, они тащат корзину, полную экзотических плодов.
— Извините, но не могли бы вы сказать поточнее? Лиана Бельон поднялась в номер в 15 часов 01 минуту. Наиво Рандрианасолоаримино открыл пустой номер 38 в 16 часов 06 минут, поднявшись туда вместе с Марсьялем Бельоном. Вопрос предельно простой: покидал ли Марсьяль Бельон сад отеля между 15 и 16 часами?
Жак Журден отвечает чуть поспешнее, чем надо:
— Трудно сказать. Вы же знаете, как это бывает. Сиеста, чтение, приятное безделье. Никто ни за кем не следит. Живем, не глядя на часы…
Ну да, конечно.
— Мсье и мадам Журден, я не стану заново выкладывать вам все аргументы насчет сбежавшего убийцы, маленькой Софы, важности ваших показаний…
Жак не сдается и пытается открыть все запасные выходы.
— Лейтенант, я предполагаю, что Марсьяль Бельон именно это должен был вам подтвердить. Кроме того, я слышал, что вы допросили служащих отеля. И троих детей, игравших на улице. Вам этого недостаточно?
Кристос смотрит на колониальные картинки, потом снова переводит взгляд на Жака Журдена.
— Мне — достаточно… А другим… Не стану скрывать от вас, версия Марсьяля Бельона с течением времени изменилась.
И на этот раз первой не выдержала Марго.
— Марсьяль ушел из сада пятнадцать минут спустя после Лианы. Потихоньку. Все дремали в шезлонгах, одна я плавала в бассейне. Он мог подумать, что никто его ухода не заметит. Его не было полчаса, вернувшись, он пробыл с нами минут двадцать и снова поднялся в номер, на этот раз так, чтобы все это заметили, попросив нас присмотреть за Софой.
— Вы уверены?
— Совершенно уверена. Я сначала подумала, что он собрался провести с женой эротическую сиесту… и позавидовала ей.
Получил, адвокат? Отличный удар справа…
— Время шло, и я подумала, что ей и правда очень повезло.
Отличный удар слева…
Кристос улыбнулся. Если присмотреться как следует, не такая уж она пресная и бесцветная, эта Марго Журден. Жак Журден продолжал улыбаться своей профессиональной улыбкой.
— Как видишь, дорогая моя, на самом деле ей не повезло.
Адвокат уклоняется от удара и наносит апперкот.
Внезапно взгляд его жены затуманился, она почти искренне воскликнула:
— Лейтенант! Вы правда думаете, что Марсьяль убил свою жену и этого… мм… туземца?
Осторожно, голубушка, это скользкая почва. Никогда, никогда не произноси этого слова здесь, на острове. Твои муж-адвокат сумеет тебе это объяснить лучше меня. Под одеялом — ты это вполне заслужила.
— Возможно, мадам Журден. И я надеюсь, что больше он не оставит трупов на своем пути.
14
Частное лицо — частному лицу
17 ч. 33 мин.
Марсьяль сел на стул и на тот случай, если девица у входа поднимет глаза от своего айфона, спрятал лицо за сен-жильским листком, газеткой на четырех мелованных страницах. Да нет, вряд ли, она перебирает пальцами со страстью вундеркинда, исполняющего Моцарта в Альберт-холле.
Внимание Марсьяля привлек заголовок на первой полосе муниципальной газетки.
Отмена надбавки к пенсии. Недвижимость в Сен-Жиль-ле-Бен затаила дыхание.
Уже и одного заголовка оказалось достаточно для того, чтобы у Марсьяля появился набросок стратегии, но все же ему надо было узнать об этом побольше. Как и все на острове, он слышал разговоры о временной надбавке к пенсии, но он не может рисковать даже самую малость, ему надо собрать как можно больше сведений.
На мгновение опустив газету, он убедился, что Софа по-прежнему в райском саду. Хамелеона на стебле она бросила и переключилась на бабочек. Сейчас она пыталась проследить глазами за полетом оранжево-черного монарха, порхавшего между двумя орхидеями.
Успокоившись, Марсьяль погрузился в чтение статьи. Начиная с 1952 года любой французский государственный служащий, вышедший в отставку на Реюньоне, получает пенсию, увеличенную на 35 процентов, и единственное условие, которое он должен соблюдать, — не покидать остров более чем на сорок дней в течение года. Такую надбавку получают больше тридцати тысяч человек, и несколько сотен из них не живут или почти никогда не бывают на острове. Реформа 2008 года отменяет эти привилегии только через двадцать лет… Нельзя слишком быстро зарезать курочку, несущую золотые яйца: пенсионеры — это сотни миллионов евро, закачанных в реюньонскую экономику… и в частности, в недвижимость Сен-Жиля.
