Стиснутые в толпе, они смотрели, как проплывают мимо блестящие танки и ряды ружей, а также румяные солдаты – некоторые из них глядели так вызывающе, что Яну пришлось отвернуться. Театр марионеток, столь популярный в Польше, был предназначен не только для детей; в кукольных постановках часто затрагивались сатирические и политические темы, как в Древнем Риме. Судя по старым фильмам, жители оккупированной Варшавы могли воспринимать с иронией это представление: гром духового оркестра возвещает о появлении блестящей кавалерии и важно марширующих батальонов, а Гитлер стоит на возвышении на заднем плане и наблюдает за своими войсками, вскинув одну руку, словно кукловод, дергающий за невидимые ниточки.
Представители главных политических партий Польши в это время уже собрались в хранилище сберегательного банка, решая, как усилить подполье, деятельность которого сразу же началась с неудачи: взрывчатка, заложенная под возвышение для Гитлера, должна была разорвать его в клочья, но в последнюю минуту какой-то германский чин переставил подрывника на другое место, и тот не смог запалить фитиль.
Под немцами жизнь в городе почти остановилась, банки закрылись, зарплаты не выплачивались. Антонина с Яном снова переехали на виллу, однако без денег и припасов они были вынуждены выискивать еду, оставшуюся от квартировавших здесь польских солдат. Новой германской колонией управлял личный юрист Гитлера Ганс Франк, недавний член нацистской партии, высокопоставленный правовед, занимавшийся пересмотром немецких законов в соответствии с нацистской идеологией, в особенности тех, что касались расовой чистоты и были нацелены против Сопротивления. В первый же месяц своего правления генерал-губернатор Франк объявил, что любой еврей, покинувший предписанное ему место жительства, будет убит, так же как и люди, сознательно предложившие такому еврею убежище. Зачинщики и помощники подвергнутся такому же наказанию, как и исполнители, попытка преступления будет наказываться так же, как и совершенное преступление.
Вскоре после этого он выпустил «Указ о предотвращении насильственных действий», который грозил смертью любому, кто не подчинится новой власти, планирует акты саботажа или умышленного поджога, имеет ружье или иное оружие, проявляет враждебность по отношению к немцам, не соблюдает комендантский час, не сдал радиоприемник, торгует на черном рынке, держит дома листовки подполья или же не донесет на злоумышленника, который причастен к вышеперечисленному. Нарушать закон или не доносить о том, кто нарушает закон, действовать или видеть, как действует кто-то другой, считалось одинаковым преступлением. Человеческая природа такова, что большинство не хочет ни во что вмешиваться, поэтому доносили мало, еще меньше доносили за недоносительство… из чего быстро сплелась абсурдная цепочка нежелания действовать и бездействия. Где-то между действием и бездействием совесть каждого находила успокоение: большинство поляков не рисковали своими жизнями ради беглецов, однако и не доносили на них.
Гитлер уполномочил Франка «безжалостно эксплуатировать этот регион как военную зону и страну-трофей, превратить в кучу мусора ее экономику, общество, культуру и политические структуры»
[12]. Одной из ключевых задач Франка было уничтожение людей, обладавших влиянием: учителей, священников, землевладельцев, политиков, юристов и людей искусства. Затем он начал перераспределять огромные массы населения: за пять лет 860 000 поляков должны были сняться с места и переселиться; 75 000 немцев должны были занять их земли; 1 300 000 поляков предполагалось угнать в Германию и превратить в рабов; 330 000 надлежало попросту расстрелять
[13].
Польское Сопротивление действовало храбро и изобретательно, его члены саботировали поставки германской техники и боеприпасов, пускали под откос поезда, взрывали мосты, издавали газеты, вели радиотрансляции, преподавали в подпольных институтах и колледжах (которые посещало около ста тысяч студентов), помогали прятаться евреям, добывали оружие, делали бомбы, уничтожали агентов гестапо, спасали заключенных, тайно ставили пьесы, печатали книги, организовывали акты гражданского неповиновения, держали собственные суды и посылали курьеров к базировавшемуся в Лондоне польскому эмигрантскому правительству. Армия крайова, военное крыло Сопротивления, на пике своей деятельности включала 380 тысяч солдат, и в их числе был Ян Жабинский, который впоследствии рассказывал в интервью, что с самого начала был связан с Армией крайовой через зоопарк
[14]. Существуя нелегально, польское государство, объединенное не столько территорией, сколько языком, оказывало непрерывное сопротивление нацистскому режиму в течение шести лет.
Сила подполья заключалась в особой стратегии: никаких прямых контактов нижестоящих с вышестоящими и обязательное использование псевдонимов и шифров. Если никто не знает командира, в случае ареста никто не подвергнет опасности ядро, и если никому не известны настоящие имена, диверсантов будет очень трудно найти. Штаб-квартиры подполья блуждали по всему городу, школы переезжали из одной церкви или квартиры в другую, а отряд курьеров и нелегальные типографии держали всех в курсе событий. Крестьянское подпольное движение действовало по принципу «как можно меньше, хуже и позже», саботируя поставки продовольствия немцам, отправляя снабженческие группы по измененным маршрутам к горожанам, многократно отчитываясь о доставках одного и того же груза зерна или скота, завышая все показатели, непостижимым образом теряя, уничтожая или скрывая провизию. Силой загнанные в секретные лаборатории Пенемюнде, где шли разработки в области ракетного оружия массового поражения, работники мочились на электронные схемы, чтобы вызвать коррозию, и приводили ракеты в негодность. Сопротивление охватывало столько сфер, что каждый мог отыскать в нем свою нишу, независимо от возраста, образования и силы духа. Яна тянуло на рискованные дела, как он позже рассказывал репортерам, риск щекотал ему нервы, добавлял жизни огня, отчего эта опасная игра воспринималась скорее «как партия в шахматы – либо я выиграю, либо проиграю».
Глава седьмая
С приходом осени холод начал просачиваться под двери виллы и в многочисленные щели, по ночам осипший ветер метался над плоской крышей, хлопал покоробившимися фанерными ставнями, свистел за стенами террасы. Несмотря на разрушенные строения и изрытые воронками газоны, зоопарк устроил на зимовку немногих оставшихся животных, хотя все делалось совсем не так, как до войны, и особенно сильно нарушилось сезонное расписание зоопарковской жизни. Ритм дней обычно резко менялся, когда зоопарк вступал в собственный период спячки: аллеи, как правило запруженные народом – ведь за лето по ним проходило до десяти тысяч человек, – становились почти пустынными; лишь отдельные посетители заходили в Обезьяний дом, слоновник, на остров хищников или в бассейн морских котиков. От длинных колонн школьников, выстроенных в ожидании своей очереди кататься на ламах, пони, верблюдах или на маленьких педальных машинках, не оставалось и следа. Животные, требующие особой заботы, вроде фламинго и пеликанов, днем отваживались лишь на короткий променад, осторожно ступая всей стаей по замерзшему пруду. По мере того как дни укорачивались, а ветки деревьев оголялись, большинство животных перебиралось в теплые вольеры, а характерные для зоопарка пронзительные крики сменялись приглушенным бормотанием, – это время в торговле называют мертвым сезоном: когда животные отдыхают, а люди занимаются ремонтом.
