Больше Лесников ничего не сказал, накрылся с головой шинелью и отвернулся к стене.
Для казачьей кавалерийской дивизии полного состава, насчитывавшей свыше 18 тысяч человек, по приблизительным подсчетам потребовалось не менее пятидесяти железнодорожных эшелонов. И эта махина двинулась из Польши в направлении Словакии, а оттуда дальше через Австрию и территорию Венгрии в Сырмию. Эшелонам давали зеленую улицу – они останавливались лишь для смены паровозных бригад.
Воинские эшелоны следовали один за другим. Сотня за сотней, полк за полком. Железнодорожные составы с частями 1-й казачьей дивизии шли непрерывно, иногда на станциях догоняли друг друга, но твердо выдерживали установленный график движения.
Весь путь занял около шести дней и наконец, как бы изнемогая от долгого и непрерывного бега, паровоз начал притормаживать от полустанка к полустанку, постукивая и постреливая колесами на стыках рельс.
Ранним утром зашипели, продуваясь, вагонные тормоза, лязгнули буксы под днищем вагонов, и, заскрипев, эшелон встал. Все пространство вокруг, спереди и сзади замерло в тишине и неподвижности.
Паровоз пустил на рельсы струю пара, свистнул и медленно отошел, исчез и скрылся в утреннем тумане. На перроне стояли люди в немецких серо-зеленых шинелях. На головах некоторых были башлыки.
С визгом и грохотом отъехала в сторону вагонная дверь. Раздались резкие, повелительные крики.
– Выходи строиться!
– Живей!
– Поторапливайтесь!
Казаки, зябко поеживаясь, неохотно прыгали на землю, жаль было покидать обжитое тепло вагонов. Сергей Муренцов, пригревшийся на верхних нарах, недоверчиво приподнял голову и соскочил вниз, на пол.
Офицеры уже отдавали распоряжения.
Стучал и гремел под ногами застывший щебень, на рельсы, выгоны и шинели оседало седое марево тумана.
Где-то далеко, невидимый в тумане, дважды свистнул паровоз.
Подмостив сходни, казаки начали выводить из вагонов лошадей.
Громко кричали отделенные и повзводные командиры, исторгая ртами белый пар и повторяя крики команд.
– 1-я сотня, станов-иииись, вторая сотня, третья… пятая!
– Разберись по взводам! Становись!.. Куда лезешь, дубина? Из какого взвода?.. Ты, мордастый, тебе сколько раз повторять?.. Куда лезете, черти?..
Заседлав лошадей, строились по взводам и сотням, ожидая команду – вперед!
Офицеры объезжали сотни, всматриваясь в казацкие лица. Над конным строем поднимался пар от дыхания.
– Подтяни стремя… Отставить разговоры… не курить!
Кононов, привстав на стременах, хрипло и надсадно прокричал над застывшей колонной:
– По-о-ооолк! В походную колонну! Первая сотня вперед! Четвертая замыкающая! Дистанция – два корпуса! Рысью… марш!
В белом как молоко тумане нечетко вырисовывались силуэты всадников. Шли колонной по четыре лошади в ряду. Поскрипывали седла, нечаянно звякало чье-либо стремя, остро пахло конским потом и едкой махоркой. У Муренцова перед глазами покачивалась широкая спина взводного Нестеренко и мохнатая папаха, нахлобученная на самые уши. До боли в глазах Муренцов вглядывался в колыхающиеся перед его глазами темно-зеленые погоны, и ему казалось, что на него смотрит та женщина в дешевой берлинской гостинице – его последняя женщина. Ее глаза были тоже зеленые-зеленые.
Казаки, угрюмо сидящие в своих седлах, несущие на своих плечах винтовки и карабины, ничуть не напоминали собой вчерашнюю голодную и бессловесную толпу пленных. Сейчас это были воины, полные мужества и отваги, с лицами, готовыми сражаться даже не за свою жизнь, а за право оставаться человеком. И чувствовалось, что многие из них уже перешли рубеж своего страха, за которым начинается полное равнодушие к своей судьбе и даже собственной жизни.
* * *
По реке Саве из глубоких холодных омутов разливалось бурное течение. Вода там шла неторопливо, мерным резвым разливом, яро пенясь на каменистых перекатах. Страшными кругами бурлили водовороты. Завораживали глаз и заколдовывали сердце. Бархатистой неровной каймою тянулся над горной грядой лес. Где-то вдалеке багряным заревом полыхала закрытая деревьями кромка неба, и из-под серого осеннего неба уже тянуло промозглым влажным ветерком. И не было сил оторвать взгляд от этой красоты.
Казачьи полки, сотня за сотней шли походным маршем. С неба падали огромные снежные хлопья, наполовину с дождем. Кони и люди втягивались в однообразное, рассчитанное на долгий путь движение. Казаки привычно и сонно сутулились в седлах. Влажные от дождя конские крупы тускло отсвечивали. Разговоры смолкли. Многие дремали, привычно покачиваясь в седлах. Слышались только стук и цокот множества конских копыт, да металлический глухой перезвон плохо подогнанного казачьего снаряжения. От проходивших сотен несло терпким конским потом, запахом мокрых шинелей, кислым запахом седельной кожи и конского снаряжения.
Муренцов закутал голову в башлык, стараясь согреться. Он дремал, покачиваясь в седле, то забываясь, то внезапно всполахиваясь, вынырнув из сладкой дремы.
Через несколько часов в тумане начали вырисовываться неясные очертания большого села. Чувствуя скорый привал, оживились уставшие кони. Голодный, мокрый и уставший от перехода полк подошел к селу. Жили здесь явно зажиточно. На это указывал ухоженный вид домов, чистота и порядок во дворах. Высокие, крепкие, с железными осями тарантасы и сытые, сильные с лоснящимися боками кони.
* * *
Прибыв на Балканы, 1-я Казачья дивизия расположилась в районах – Землин, Рума, Митровица, Панчево, расположенному северо-восточнее Белграда.
Штаб дивизии, совместно со штабом 5-го Донского полка, стал в местечке Рума, а полки и части обеспечения дивизии расположились в окрестных селах.
Дивизия вошла в состав 2-й танковой армии, которой командовал генерал Рендулич. Танковая армия, а вместе с ней и казачья дивизия вошли в группу армий «Ф» под командованием генерал-фельдмаршала фрайгерра фон Вайхса.
* * *
Стоял холодный зимний вечер. На улицы небольшого сербского городка Радо опускалась сырая, темная ночь.
Холодный декабрьский туман стлался над извилистым руслом реки, над замерзшими лужами и заползал в город, где последние редкие прохожие спешили укрыться от него за воротами заборов и дверями домов.
В надвигающихся сумерках глухо звучали шаги усталых бойцов, идущих в колонне по деревянному настилу моста через Лим.
Тускло горели редкие фонари. Их бледный рассеянный свет едва пробивался сквозь туман, и чудилось, будто из тумана выступают тени чудовищ.
В Рудо формировалась Первая пролетарская народно-освободительная ударная бригада. С окрестных гор спускались все новые и новые отряды партизан, прибывавшие со всех концов Югославии. Их тут же размещали по домам, довооружали и после короткого отдыха вновь отправляли в горы.
