Опять не страшно тявкнула пушчонка.
Снаряд пробил 8-мм броню. Броневик вздрогнул, через мгновение раздался хлопок взрыва. Взорвался боекомплект. Из щелей и открытого люка вынесло сноп оранжевого пламени. Машину заволокло дымом.
Тут же в конце переулка показался танк. Водитель метнулся к ящику со снарядами и, зарядив орудие, стал торопливо крутить прицел.
Танк остановился, повел медленно стволом. Потом на мгновение замер и рявкнул глухим страшным басом. Сорокапятку подбросило вверх. В облаке взрыва мелькнули ствол, щит, лафет с колесами, медленно разлетелись в разные стороны. Оглушенный солдат на четвереньках подполз к машине, с трудом забрался в кабину, вывернул руль и нажал на газ. Деревянная полуторка, натужно ревя мотором и хлопая незакрытой дверью кабины, рванулась навстречу вражескому танку. Снова сверкнула огнем танковая пушка. Раздался грохот, задний борт разлетелся в щепки. Водитель, шатаясь, с трудом выбрался из кабины, и в следующее мгновение пулеметная очередь перерезала его тело. К перевернутой пушке и горящей машине подошли запыленные немецкие солдаты. Из подъехавшего вездехода вылез высокий худой обер-лейтенант. Неизвестный солдат был мертв.
Стоял душный вечер. Над городом повисла тишина, прерываемая лишь редкими выстрелами орудий и пулеметными очередями. Тишина эта была тревожной. В ней, как в грозовом небе, чувствовалась копящаяся сила грозового разряда.
Из домов вышли сердобольные бабы, и одна из них, постарше, тяжелая, рыхлая старуха, в черном монашеском платке на голове, строго сказала офицеру:
– Ты, мил человек, отдал бы нам солдатика. Вам он уже не страшен, а по христианскому обычаю похоронить надо. Слушай, что мать тебе говорит.
– Гут! Забирайт мат свой зольдат, – сказал немецкий офицер на ломаном русском языке. – Он есть большой герой.
На клочках залитой кровью красноармейской книжки смогли прочитать лишь несколько слов. Селяне разобрали лишь фамилию и то, что родился он в станице Ивановской.
Женщины выкопали могилу под тополями, возле исковерканной пушки. Тело бойца накрыли солдатской шинелью. На деревянной неструганой дощечке кто-то написал некрасивыми неровными буквами:
– Солдат Передерий из Ивановки.
* * *
Немцы установили в кубанских станицах свой порядок. Ввели комендантский час, сформировали полицейские участки из казаков, сформировали конные сотни для несения патрульной службы. Станицы и улицы стали называть старыми названиями, которые они носили до установления советской власти.
Большая часть населения появление немцев встретила хорошо. Еще свежи в памяти были голод, расказачивание, разрушения церквей.
С разрешения немецкого командования были вновь сформированы войсковые казачьи отделы. Атаманом 1-го Уманского отдела был назначен бывший член Кубанской Рады, Трофим Горб. Из казачьих сотен, сформированных атаманом отдела, началось формирование 1-го Кубанского казачьего конного полка. В станице активно работала Тайная полевая полиция, армейская полицейская структура, которая занималась выявлением диверсантов, партизан и подпольщиков.
Партизаны на Кубани были, но никакой активной работы не вели. Ввиду того, что казаки поддержали немецкие власти, действия подпольщиков в основном сводились к распространению сводок Совинформбюро, советских газет и листовок.
Не обнаружив партизан и диверсантов, полиция принялась выявлять коммунистов и евреев.
По ночам за городом слышались выстрелы.
* * *
Мишка Косоногов навсегда запомнил день, когда он стал полным сиротой. С самого утра он ловил в Дону раков. Пока его не было дома, к деду с бабкой прибежала соседская Дуняшка, нянчившая годовалого брата Степу. Закричала:
– Бабаня, бабаня! Чоновцы в станицу нагрянули. Сейчас к вам собираются, спрос за офицера держать.
Дед забегал по хате:
– Вот ведь, тадыт твою мать, доказал кто-то. Тадыт твою…
Бабаня прикрикнула:
– Ну что ты собачишься при дите, старый дурень? Садись рядом, может быть, не тронут старика со старухой.
Через час к речной заводи прибежали мальчишки.
– Мишка, Мишка, буденовцы твою бабку бьють и деда на воротах повесили, он аж обоссался! Гы-гы-гы!
Прибежав домой, Мишка увидел висящего в петле мертвого деда. Услышал, как страшно кричит бабушка, призывая на головы красноармейцев и лысую башку ихнего Ленина самые страшные кары.
Мишка прятался в кустах у сарая и видел через мутное стекло, как один из красноармейцев бил бабушку прикладом винтовки. В доме их было несколько, и все с оружием. Потом один из них наставил на бабушку винтовку и выстрелил. Красноармейцы вышли, обложили хату соломой и подожгли. Потом они ушли. Мишка сидел в кустах до темноты, глотал комок в голе, боясь заплакать. В голове стояли слова деда:
– Никогда не проси пощады, если даже будут тебя казнить! Не плачь, если на твоих глазах будут пытать близких или детей твоих! Молчи, если будут жечь твой дом, потому как гордость казачья сродни кровной мести.
Ночью он добрался до железной дороги. Прицепился к какому-то поезду. Началась беспризорная бродячая жизнь – поезда, крыши вагонов, угольные ящики. На Украине его сбросили с подножки. Хорошо еще, что состав только тронулся, и он упал под откос. Удачно упал, ничего не сломал. Потом его задержала милиция, отправили в приют Ростова. Там было голодно, Мишка бежал из детского дома, снова кражи. Побеги. Изоляторы. Опять кражи. Однажды в Ставрополе на путях его схватила железнодорожная охрана, после чего отправили в детский дом. Там он учился сначала в обычной школе, потом в школе фабрично-заводского обучения и до призыва в армию работал на заводе. В армии остался на сверхсрочную. Сентябрь 1941 года встретил старшиной эскадрона кавалерийской казачьей дивизии.
Однажды среди пополнения он увидел двадцатилетнего Степу Мозырева, младшего брата соседки Дуняши. Они оказались в одном полку.
На рассвете 17 октября 1941 года с западного берега Миуса сотни немецких орудий и минометов открыли шквальный огонь, перепахивая окопы 31-й Сталинградской стрелковой дивизии полковника Михаила Озимина. Десятки «юнкерсов» засыпали бомбами огневые позиции дивизии вдоль насыпи железной дороги Покровское – Марцево. Затем с захваченных плацдармов на Таганрог двинулись колонны танков и мотопехоты 3-го моторизованного корпуса танковой армии генерал-полковника фон Клейста.
Раздавленные массой бронетехники, поредевшие полки сталинградцев отходили к поселку «Северный», где в бой вступили подразделения таганрогского гарнизона.
Ближе всего к месту прорыва, в районе села Курлацкое и хуторов Садки, Бузина, Седовский, находились две легкие кавалерийские дивизии и вышедший из окружения 23-й стрелковый полк 51-й ордена Ленина Перекопской Краснознаменной дивизии.
В полдень командующий 9-й армией генерал Харитонов отдал приказ командирам 66-й и 68-й кавалерийских дивизий полковникам Григоровичу и Кириченко нанести удар во фланг противника в направлении станции Кошкино. Полки и эскадроны построились в ранжир.
