– Серёга! Серёга! Ты что? Ты что, Серёга?!
– Положите его, – сказал Гаврилов. – Бесполезно. Готов.
Гаврилов снял с головы курсанта каску. Чуть ниже уха алела продолговатая ранка, из которой сильными толчками била тёмная кровь. Один из курсантов пытался зажать ранку, но пальцы его дрожали, соскальзывали, и кровь снова хлестала ключом. Понимая, что он уже ничего не сможет сделать для умирающего товарища, он заплакал. Слёзы текли по грязным щекам, капали с кончика носа.
– Серёг, ты что… Серёг!.. Что я твоей матери скажу? – И вдруг закричал петушиным мальчишеским голосом: – Надо его перевязать! Он ещё жив! Что вы смотрите! Давайте бинт!
– Оставь его. И возьми винтовку. – Гаврилов оттолкнул в сторону курсанта, выпрямил неловко подвёрнутую ногу убитого, сложил на груди руки и закрыл каской побледневшее, освобождённое от страха и страданий лицо.
Распроклятый день. Он и начинался как попало, и теперь вот… Наступление… На поле погиб Денисенко. Снайпер попал ему в плечо, разрывная пуля раздробила ключицу, разворотила мышцы, и в глубокой ране среди осколков костей и обрывков одежды хлюпал кончик лёгкого, пенилась кровь. Гаврилов полз впереди. Закричали. Он вернулся. Пока подполз, Денисенко потерял сознание. Он увидел его жуткую рану и в первое мгновение даже растерялся. На опушку спасительного леса он приволок его уже мёртвого…
– Всем углубить окопы! – приказал Гаврилов и первым взялся за лопату.
– Они нас засекли. Теперь не успокоятся, пока не перебьют всех. – Курсант, зажимавший рану убитого, вытирал о полу шинели окровавленную руку. Рука его дрожала. Голос тоже.
– Мы не можем оставить занятых позиций без приказа, – твёрдо сказал Гаврилов и принялся выбрасывать за бруствер песок и коренья.
– Тогда, товарищ старший сержант, разрешите похоронить Серёгу?
Курсанты были незнакомые, видимо, из второй роты. Летний набор. Вчерашние десятиклассники.
Гаврилов ответил не сразу. Он высунулся из окопа, оглянулся на незнакомого курсанта из Второй роты и указал на сосну:
– Отрой могилку там, под деревом. Место приметное. Глубоко не копай. Некогда. Постой-ка, давай помогу. – И он подхватил убитого в охапку, как носят спящих детей, перебежал к соснам и так же бережно положил на сырую хвою.
– Здесь ему будет хорошо лежать. Чисто, сухо. Давай не мешкай.
– Спасибо, товарищ старший сержант. – Курсант уже не всхлипывал, а только шмыгал носом. Да руки его по-прежнему дрожали мелкой дрожью.
– За это не благодарят. Что, дружили? – И Гаврилов кивнул на убитого.
– Мы с Серегой из одной деревни. Его мать, Тамара Даниловна, у нас в школе преподавала русский язык и литературу. Просто не представляю, как я теперь явлюсь домой, что ей скажу?..
– Ещё на штык и – хватит. И лицо чем-нибудь накрой.
Гаврилов похлопал курсанта по плечу. Тот, стоя на коленях, ровнял дно могилки.
– Поскорей бы наши пришли. Что они так долго? А, товарищ старший сержант?
– Скоро придут.
В тылу гремело. Резко били винтовки, стучали пулемёты. Бахали гранаты. Там шёл ближний бой. Значит, сошлись. И не понять было, приближается бой к Угре или, наоборот, удаляется. Иногда казалось, что вот-вот послышатся шаги бегущих. А иногда – что стрельба откатывается в глубину леса, в тыл, к деревням.
– Товарищ старший сержант, – сказал Макуха, – две ленты осталось.
– Вот что: пока замри. Следи за левым флангом. Могут обойти со стороны леса. Если наших там никого нет, они попытаются обойти нас именно оттуда.
«Дегтярь», стрелявший короткими очередями на правом фланге, тоже замолчал.
Курсанты вслушивались в звуки боя в тылу. Миномётный обстрел там немного утих. Но орудия продолжали бить с методичным упорством. Снаряды рвались у дороги и в глубине. Вот и пойми, что у них там происходит.
Курсант за сосной стучал лопатой, рубил сосновые корни, шмыгал носом, что-то тихо пришёптывал и подвывал.
– Ты давай лучше окопом займись, – снова окликнул его Гаврилов. – А то закопать не успеешь.
В тылу снова захлопали, завыли миномёты, и всё потонуло в клёкоте мин и гуле разрывов.
– Похоже, там, на дороге, прихватили наших, – сказал курсант, лежавший с винтовкой справа от пулемёта.
Макуха протёр пулемёта, сунул тряпицу в карман и спросил:
– Что будем делать, если они нас отрежут? А, товарищ старший сержант?
– Тихо! Кто-то идёт. – Гаврилов вскинул автомат и вскоре опустил его.
Через заросли малинника и жимолости продирался сержант Воронцов. В руках у него был немецкий автомат, а на боку болталась гранатная сумка. Раньше этой сумки Гаврилов у него не видал.
– Гаврилов? Ты? – закричал он ещё издали. – Приказ на отход! Уходим! Кто тут ещё, кроме вас?
– Кто-то стрелял левее, вон там. Видимо, пехотные.
– Всем уходить!
– Что, Воронцов, драпаем назад?
– Приказано отходить. Мы – в группе прикрытия.
– Сплошная везуха, – усмехнулся Гаврилов.
– Я думал, тебя убило, – вдруг признался Воронцов, глядя в лицо помкомвзвода. – Там, на поле.
– Я думал, нам всем там амбец.
– Ладно, давай поживей. Артиллеристы уже ждут. – И Воронцов махнул автоматом в сторону шоссе.
Они быстро сняли со станка «максим», взвалили на плечи его тяжёлые части и покинули окопы. Как только курсанты исчезли за деревьями, к брошенным окопам прилетела маленькая птичка с сизыми крылышками, уселась на ветку орешины и долго разглядывала свежевырытый окоп, россыпь гильз и ровно насыпанный одинокий холмик под сосной.
Параллельно группе Гаврилова отходило боевое охранение из стрелковой роты 108-го запасного полка и группа из полуроты старшины Нелюбина. Они тащили миномёты. Все три группы, слившись в одну, прошли с километр и наткнулись на артиллеристов. Капитан Базыленко сам командовал арьергардным расчётом. Им были приданы две полуторки. Когда соединились, артиллеристы сразу оживились: у них появилось боевое охранение.
Немедля погрузили в машины пулемёты трубы и плиты миномётов. Поставили на передок 76-миллиметровое орудие. Подождали ещё немного, прислушиваясь к звукам недальнего боя, и поехали.
Над деревьями пронеслась стая немецких пикировщиков. Недалеко, примерно в полукилометре, самолёты сделали разворот, разделились на пары, начали пикировать и разгружаться. Там загремело, заухало. Бомбили дорогу. Или колонну.
Курсанты собрали «максим», подкатили к заднему борту, чтобы в любой момент его можно было снять и повести огонь.
Проехали ещё немного, и машина начала притормаживать. Курсанты выглянули из-под тента и увидели следы только что прошедшей бомбёжки. Три горящих ЗИСа и около сорока трупов немецких солдат. Видимо, лётчики приняли своих за отступающих от Угры курсантов.
