И все-таки самый ценный послереволюционный клад в Москве еще не найден. Речь идет о наследстве Карла Фаберже. Ювелирные изделия его фирмы – золотые портсигары и табакерки, ажурные шкатулки, серебряные пасхальные яйца, поражавшие своей красотой, пользовались большой известностью в России и за границей.
Когда грянула революция, все ключевые лица фирмы были задержаны ЧК за «незаконные», по мнению новой власти, операции с золотом, после чего очень дорогие «московские шедевры» Феберже бесследно исчезли. Считалось, что их реквизировала ЧК.
Однако эксперт по драгоценностям, Валентин Скурлов, не согласен с этой точкой зрения. На основе документов, фактов, опросов очевидцев, кропотливых поисков в зарубежных архивах он пришел к выводу, что значительная часть сокровищ Фаберже была спрятана в различных тайниках в самой Москве, а один клад зарыт в пустыне в Средней Азии. Скурлов даже указывает одно из мест, где они могут быть укрыты, – подвалы магазина Феберже на Кузнецком мосту, которые практически остались нетронутыми со времен революции.
В качестве доказательства он приводит такой факт. Имуществом московских мастерских и магазинов Фаберже распоряжались три человека: Бауэр, Маркетти и присяжный поверенный Аверкиев. Сразу после революции двое первых бежали за границу. Аверкиев же поселился в доме № 13 на Солянке и стал простым советским служащим – юрисконсультом Металлотреста. Так вот, именно в этом доме в 1990-м году был обнаружен богатый клад – две чайные банки, полные бриллиантов. По мнению Скурлова, эта «ювелирка» – лишь часть ненайденного наследства Фаберже, остальное ждет своего часа.
«Золотой запас» Российской империи
При жизни судьба не сводила двух столь разных людей – Верховного правителя России, адмирала Александра Васильевича Колчака и эстонского крестьянина Карла Мартыновича Пуррока. А вот после смерти их имена в истории оказались рядом. Объединил же адмирала и фельдфебеля самый большой русский клад – пропавший золотой запас империи, который получил название «золото Колчака».
…В 1910 году семнадцатилетний Карл Пуррок вместе с родителями переселился из Эстляндской губернии на Алтай. Там в начале 1919 года он был мобилизован в колчаковскую армию, где, учитывая его «образованность» – еще на родине эстонец учился в реальном училище, – Пурроку присвоили звание фельдфебеля и назначили старшим писарем 21-го запасного пехотного полка. Летом того же года красные нанесли поражение колчаковским войскам и захватили Урал. А осенью начали с боями освобождать Сибирь. Один за другим пали Омск, Новосибирск, Новониколаевск (нынешний Новокузнецк), Барнаул. Причем в арьергарде отступавших колчаковцев шел 21-й полк Пуррока.
В конце октября, когда полк находился в районе станции Тайга, над ним нависла угроза окружения. Положение мог спасти только быстрый отход. Но мешал едва тащившийся обоз – более сотни подвод с боеприпасами, провиантом, амуницией, седлами и прочим войсковым имуществом. Ездовые безжалостно нахлестывали лошадей, но измученные клячи падали от усталости.
И тогда командовавший арьергардом полковник Жвачин решил закопать все ненужное имущество, в том числе артиллерийские снаряды, поскольку не осталось ни одной пушки. Он отделил часть обоза и лично отвел его верст на пять в сторону от тракта, где на лесной поляне уже были вырыты четыре больших ямы. Под его наблюдением ездовые сложили в них поклажу с подвод. В самую крайнюю к лесу опустили ящики со снарядами, присыпали землей, а сверху положили убитую лошадь. Если кто-то начнет копать, то наверняка бросит, наткнувшись на нее. Все ямы тщательно заровняли и забросали валежником. После этого полковник приказал обозникам догонять часть, а сам с ординарцем ускакал вперед.
О том, что произошло дальше, Пуррок позднее рассказывает по-разному. По одной версии, буквально через несколько часов на них наткнулись красные, завязался бой, сперва убили одного солдата, потом другого, а на следующий день всех остальных окружили и взяли в плен. Пуррок назвался крестьянином, которого колчаковцы якобы насильно мобилизовали вместе с лошадью, и вскоре был отпущен домой.
Вторая версия звучит иначе. Полковник будто бы взял Пуррока с собой, чтобы тот записал приметы поляны с закопанным войсковым имуществом, и в конце процедуры захоронения взял у него листок с описанием. Когда же писарь вместе с обозниками догонял ушедший вперед полк, их окружили атаманские казаки из конвойной сотни и всех перестреляли за то, что они якобы хотели уйти к красным.
Самого Пуррока тяжело ранили. Но, когда казаки умчались, бросив у дороги трупы расстрелянных, он собрал последние силы и дополз до заимки, где хозяева взялись лечить его травами. Отлежавшись, писарь вернулся домой, откуда в мае 1920 года выехал на родину, в Эстонию: тогда Советское правительство меняло всех желающих российских эстонцев на эстонских россиян.
Теперь уже трудно сказать, что произошло на самом деле. Во всяком случае, следы командира 21-го полка полковника Жвачина затерялись, как, впрочем, и сопровождавшего его ординарца. А вот старший писарь фельдфебель Карл Пуррок объявился.
Летом 1931 года в Москву приехали два эстонских «туриста», воспылавшие желанием «познакомиться с достижениями Страны Советов». Правда, для этого они избрали весьма необычный маршрут. Вместо того чтобы осматривать столицу или, на худой конец, новые заводы и фабрики, эстонцы отправились в сибирскую глухомань.
В действительности целью их поездки было «золото Колчака». Его следы оборвались в 1920 году после расстрела по приговору Иркутского ревкома Верховного правителя. Все попытки раскрыть тайну исчезновения 26 ящиков с золотыми слитками и монетами окончились ничем. По результатам проведенного ЧК расследования считалось, что золотой запас Росийской империи адмирал передал японцам в качестве оплаты их «военной помощи», а те вывезли его за границу.
Но Пуррок знал, что это не так. Будучи старшим писарем, он имел доступ к секретной документации. Поэтому ему было известно, что в 26 «ящиках со снарядами» весом 2 и 4 пуда было золото: в восьми – в монетах, а в остальных – в слитках. Именно поэтому полковник Жвачин приказал ничего не подозревавшим атаманам ликвидировать как «потенциальных дезертиров» всех причастных к его захоронению.
И все-таки один свидетель, сам Пуррок, остался жив. В 1930 году он поделился своей тайной со своим родственником, инженером Аугустом Лехтом. Тот сразу загорелся идеей добыть «золото Колчака». В итоге летом следующего года, оба эстонца оказались в Сибири в окрестностях станции Тайга.
Однако их ждало разочарование: местность настолько изменилась, что бывший писарь не мог узнать ее. Там, где в 1919 году стоял густой лес, теперь была лишь редкая молодая поросль да кустарники. Все приметы, которые запомнил Пуррок, исчезли. Правда, в первый день кладоискатели выкопали уйму трухлявых пней да какие-то гнилые подошвы от сапог. Хотя это еще ни о чем не говорило. Известно, что в жирном черноземе, а именно такова была тамошняя почва, березовые пни сгнивают за 5–6 лет, а пни хвойных деревьев, например, пихты, – за 10–12. Пуррок не помнил, была ли поляна, на которой закопали ящики с золотом, естественной или же вырубкой. Да и подошвы вполне могли быть частью спрятанной амуниции. Короче, предстояло копать новые шурфы, причем на большей площади, так как без этого ничего определенного сказать было нельзя.
