Когда Андрюше было тринадцать лет, в Ленинграде, городе трех
революций, организовали не то всесоюзный слет, не то съезд пионерии всей
страны, а дочка секретаря райкома партии неожиданно заболела. Послали Андрюшу
как лучшего ученика и общественника. Показуха цвела пышным цветом, детей
поселили в недавно построенном пансионате крупного завода, рабочие еще не
успели поправить там свое здоровье, хорошо кормили, возили на «Аврору», в
Эрмитаж и в Кировский театр. Андрюше очень понравилась поездка, а неприятности
начались потом.
Дома его ждали, мама пекла пироги, но когда он увидел
низенькие деревенские дома, немощеную улицу, крошечные палисаднички, кур в
пыли, он совсем не обрадовался возвращению. Лето прошло, наступила слякотная
осень, дороги развезло, и как-то, шлепая по грязи из школы, Андрюша вдруг
ощутил лютую тоску и понял: хочу туда! Ходить по чистым светлым улицам, жить в
большой уютной квартире и никогда больше не видеть этой раскисшей дороги и
удобств во дворе. Время шло, он по-прежнему хорошо учился, занимался общественной
работой, одним из первых его приняли в комсомол. К шестнадцати годам
выяснилось, что он хорош собой. То есть это и раньше было заметно: учителям
нравился симпатичный мальчик, ему всегда поручали вручать цветы приехавшему в
город начальству, а теперь мальчик вырос в красивого высокого парня с белозубой
улыбкой. Девчонки бегали за ним стайками. Его они тоже интересовали, но
хотелось чего-то особенного. Он познакомился с дочкой секретаря райкома партии:
городок у них был маленький, и всегда можно было встретиться как бы случайно.
Он начал ухаживать за ней по всем правилам.
Девушке он нравился, еще бы — такой красавец, но ее родители
не больно-то его привечали, это и понятно: папа — шофер, мама — повар. В
десятом классе к ним в школу пришла преподавать английский выпускница
Московского пединститута. Молодая англичанка была довольно симпатична, одета по
моде, старше своих учеников всего лет на пять-шесть, и Андрюша вдруг решил
завоевать ее сердце. Через несколько месяцев ему это удалось, и он был чрезвычайно
доволен собой. Англичанка была зла на себя и весь мир. Она сама была из
провинции, все годы учебы пыталась найти себе подходящего москвича, один был на
примете, но все тянул, а в результате бросил ее перед самым окончанием
института, когда с распределением сделать было уже ничего нельзя, и пришлось
ехать в эту глушь на три года. Она ужасно скучала в этом гнусном городишке,
поэтому ничего странного в том, что как-то под Новый год она решилась переспать
со своим красивым взрослым учеником, в общем-то, не было. Но после этого он
стал так задирать нос, что она быстренько объяснила ему ситуацию, не стесняясь
в выражениях.
Ну что ж, Андрюша не обиделся, он потихоньку набирался
жизненного опыта. Женщины могут быть очень ему полезны, только все надо делать
с умом.
Директором школы в городке был крепкий дядька, коммунист и
депутат облсовета.
Сам по специальности математик, школу он держал железной
рукой, но была у него одна слабость: верующая старуха-мать. Церковь была
далеко, двенадцать километров от их городка, но мать директора школы ходила
туда часто. Раза два в год директора вызывали в райком партии «на ковер». Он
отдувался там, приходил домой, проводил беседы с мамашей, но все было напрасно.
Каждое воскресенье в любую погоду старуха с палкой выходила из дома и
отправлялась за двенадцать километров к обедне. В конце концов директор плюнул
на все и стал возить ее сам на машине. В мае, перед тем как Андрей закончил
школу, мать директора умерла. Все в городке прямо обалдели, когда из церкви
приехали священник на «Волге» и хор на микроавтобусе прямо домой к директору и
три часа отпевали покойницу, да так, что стекла дрожали в соседних домах
Набежавшим соседкам священник объяснил, что покойная старуха была у них очень
уважаемым человеком, что давно, сразу после войны, когда на церковь были
гонения, она очень им помогала, прятала от ареста тогдашнего священника и
хранила в подполе ценные реликвии. Пышные похороны послужили последней каплей:
директора сняли с работы, вернее, велели сдавать дела по окончании учебного года,
а пока доучивать детей. На выпускном вечере директор напился, и стало видно,
что он уже не молод, шестой десяток.
Девчонки на вечере плакали, обнимались с директором, парни
тихонько матерились, Андрей вел себя спокойно. Ему не было жалко ни школы, ни директора
— подумаешь, не смог справиться со старухой, которой за восемьдесят лет! Но
чужой урок он усвоил: вот, был уважаемым человеком, депутатом, школа на хорошем
счету, а не угодил райкому — привет! — теперь никто, даже простым учителем
на работу не возьмут.
Значит, они самые сильные, трубку сняли, позвонили — все
сделают по их звонку.
В Ленинград он уезжал с письмом от комитета комсомола.
Институт выбрал не очень сложный, Физмех, перед приемной комиссией зашел в
комитет ВЛКСМ, показал свое письмо. Экзамены сдал не очень хорошо, для
поступления не добрал двух баллов, но его зачислили. Учеба шла легко.
Он работал в институтском комитете комсомола, потом в
райкоме заметили красивого парня, приблизили к себе. Там была своя компания, и
девушки тоже свои. Девицы были ушлые, замуж хотели выйти удачно, а так, время
провести с таким красавцем, — это всегда пожалуйста. Андрей был доволен, у
него тоже была цель: остаться в Ленинграде. Райком комсомола обещал устроить
распределение, но этого Андрею было мало, он хотел подстраховаться. Он
присматривал себе девушку не спеша, узнавал, из какой она семьи, кто ее
родители.
Домой за первые два года Андрей ездил всего один раз: на
похороны отца. У отца внезапно открылась язва, сделали операцию, оказалось — не
язва, а рак, и отец сгорел за полгода. Андрей приехал, пожил три дня, даже
девятого дня не дождался и уехал, дав себе слово никогда не возвращаться в
родной поселок городского типа.
А на третьем курсе он увидел Ольгу.
Именно увидел вдруг, сразу. Он мало бывал с группой раньше,
а с Олей первые два года и разговаривал-то считанные разы, оглядел мельком:
так, ничего особенного, отличница серенькая. Она была иногородняя, на таких
девушек он не смотрел. Он краем уха слышал ее печальную историю, но чужая боль
мало его волновала. И вот теперь он ничего не мог с собой поделать. Он бросил
своих комсомольцев, ходил за ней хвостом и пялился, как дурак. В общежитии он
стерег ее в коридоре и на лестнице, подойти боялся.
Над ним даже не смеялись, все видели: у человека несчастье.
Он не ухаживал за ней, она сама первая заговорила с ним. Когда первый раз они
сидели рядом на лекции, он был счастлив. Она была так красива, что люди
оглядывались на улицах, а он готов был всех убить. Но она никогда не давала ему
повода для ревности. В Чехословакии он признался ей в любви, она попросила его
подождать.
Чего ждать? Она не объяснила, тогда он вспомнил про ее
погибшего жениха. Первого мая будет год, как это случилось. Он был согласен
ждать сколько угодно. Она прилетела с годовщины без прежнего горя в глазах. В
июне они стали близки, причем он даже не настаивал, она сама так решила. Все
лето они были счастливы. Узнав, что она забеременела, он успокоился. Это мучило
его целый год — чувство, что она может исчезнуть, ускользнуть от него, что он
не сможет ее удержать. Теперь он был спокоен: она останется с ним. Они говорили
с Ольгой о будущем, решили, что распределятся вместе, куда пошлют. В сентябре
его подхватили комсомольцы, и он решил продолжать быть при комитете, а вдруг
удастся все-таки остаться в Ленинграде? Ольга молчала и разговоров о свадьбе не
заводила, он тоже все тянул. Секретарь институтского комитета комсомола
намекнул ему, что для женатого приличное распределение сделать труднее, почти
невозможно. Он должен был выбирать между Ольгой и всей своей дальнейшей жизнью.
Если бы Ольга хоть как-то подтолкнула его, попросила, но она упорно молчала.
