«Вот оно, — подумала Надежда, — вот оно, начинается.
Где была, куда ходила, почему задержалась, изволь предоставить полный отчет по
минутам, как Штирлиц Мюллеру. С кем говорила, о чем думала, что читала — ему
все надо знать. Скоро начнет проверять, что я ела и наоборот. Домой вернешься
на час позже — пиши объяснительную записку. Это называется семья».
Она задержалась с ответом на какую-то долю секунды, но он
все понял. Господи, мысли он ее читает, что ли?
— Послушай, я и вправду волновался.
На улицах темно, по телевизору тут всякую жуть показывают, а
ты ходишь одна.
Надежда мгновенно оттаяла и заворковала.
— Сашенька, милый, что ты, ничего же не случилось.
Встретила подругу школьную, поболтали с ней немного в кафе. Я тебе при встрече
расскажу, много интересного узнала, сама не ожидала, какая полезная получится
встреча. А как у тебя, получше внуку?
— Внуку получше, температура спала, но сын звонил и
сказал, что только в пятницу утром вернется, а я уже скучаю.
— Завтра мы с тобой увидимся.
— А я по-другому скучаю.
— Ну, не капризничай. В пятницу ты у меня будешь.
— Скажи еще что-нибудь хорошее — А про нас с тобой уже
на работе все знают, видел кто-то нас вместе, мне Лена Костикова сказала.
— Ты считаешь, это хорошее? А вообще-то теперь, значит,
можно вместе обедать ходить?
— Да ни за что я в нашей столовой обедать не буду,
лучше с голоду помру!
— Ну ладно, разберемся. Коту большой привет, поцелуй
его за меня.
Надежда повесила трубку, подхватила Бейсика и попыталась его
поцеловать. Бейсик не был сторонником поцелуев на голодный желудок, и дело
кончилось несколькими царапинами.
* * *
В среду Надежда встретила на работе Элку и выслушала
подробный рассказ о похоронах Володи Тихонова По иронии судьбы хоронили опять
на Северном. У одинокого Володи оказалась куча каких-то дальних родственников,
двоюродные тетки, дядья, племянники — все те родственники, которые приходят
только на свадьбы и похороны, а в обычной жизни человек о них и представления
не имеет «Так что, — сказала Элка, — квартира без хозяина не останется».
Элка еще страшно возмущалась, что не только на поминки не
позвали, а даже на кладбище не дали помянуть; поскорее затолкали всех в
автобус, а сами на двух машинах поехали к Володе домой разбираться с вещами,
как будто там в квартире, кроме книг, есть что брать, тем более, глядя на этих
родственников, смело можно было предположить, что единственная книга, которую
они уважают, — это сберегательная. От этих рассказов у Надежды опять
защемило сердце. Чувство вины не покидало ее до вечера, и она понуро сидела за
столом, глядя поверх приборов в окно Окна их комнаты выходили на Смольный
собор, вид из окна не раз выручал Надежду в трудную минуту, стоило ей
посмотреть на это голубое великолепие, на душе сразу становилось легче. Ни одно
здание в городе не вызывало у нее таких сильных чувств, очевидно это было
что-то личное.
Однако в этот раз верное средство не помогало, она
продолжала тосковать, не замечая, что дамское общество бурлит и переливается
через край по поводу ее отношений с начальником. Когда до Надежды наконец дошло,
что за спиной происходит что-то неладное, она несколько пришла в себя и от
злости обрела способность мыслить здраво.
Выбрав момент, когда Сан Саныча и остальных мужчин не было в
комнате, она подошла к Поляковой и спросила, в чем, собственно, дело? Видя перед
собой прежнюю Надежду, которая никогда и никому не позволяла себя обижать,
Полякова несколько присмирела, не посмела пойти на открытый конфликт и инцидент
был исчерпан.
А Надежда опять принялась размышлять.
Элка сказала, что милиция дело закрыла.
Никто никого у Володиной двери не видел, свет в окнах не
горел, ни верхние, ни нижние соседи ночью не слышали никакого шума, так что
посчитали эту смерть несчастным случаем. Парень был тихий, поведения трезвого,
личности подозрительные к нему не ходили, ни мужского, ни женского пола, так
что жаль, конечно, человека, но будьте осторожны, товарищи, в ванной ночью, а
то можно заснуть и не проснуться, и сами будете во всем виноваты. Но Надежда на
сто, нет на двести процентов уверена, что это тщательно спланированное
убийство, только доказать ничего нельзя. В милиции подумают, что рехнулась
тетка, а когда узнают, что она у Володи вечером была, то вообще могут так
прицепиться, что ой-ой-ой!
Еще раз подумаем, вот соседка снизу в пять утра проснулась и
обнаружила, что с потолка уже вовсю льет, а не то что три капли капнули.
Сколько нужно времени, чтобы так протекло? В ванной все-таки пол довольно
прочный, щелей меньше, значит, часа три должно пройти, пока весь потолок
пропитается. Пять минус три, получается два часа ночи. Да еще пока вода
нальется, Надежда, когда там в ванной руки мыла, заметила, что напор воды
небольшой, еле течет. Да еще надо было — о Господи! — человека убить,
раздеть, в ванну притащить, потом следы убрать, считай, еще час. Значит,
приблизительно в час ночи убийца туда пришел. А добирался он как от своей
Тверской до Охты — через мост? Трамваи не ходят уже, такси — боязно, запомнить
могут, таксисты народ тертый. Свою, то есть тестя машину брать? Куда там!
Небось в специальный гараж ставят, а там охрана, сразу заметят и настучат.
Значит, пешком он шел, а это, считай, еще полчаса хорошего хода.
Итого, вышел он из дома в полпервого, а вернулся где-нибудь
в два или в полтретьего.
Вот и думай, Надежда, каким образом женатый мужчина, да еще
такой кругом женой и тещей повязанный, как Рубцов, может глубокой ночью на два
часа из дома уйти. Какое он придумал объяснение своему отсутствию?
Мать заболела? Нет у него здесь матери.
С собакой гулять? Нет у них никакой собаки, да и чего с ней
ночью гулять, можно и пораньше. Ну не представляю. Ох и хитер ты, Андрюша, ох и
не глуп! Такую бы энергию да в мирных целях использовать!
* * *
Женщина собралась уходить, застегнула дубленку, взяла
сумочку, перчатки, крикнула мужу: «Илья, закрой за мной!» — и вышла. На дворе
темень, вечер, десятый час уже, боятся люди так поздно ходить. Ничего, сейчас
она на улицу выйдет, а там фонари горят, не так страшно, а то шпаны развелось
теперь, никто их не ловит. Зря она характер сегодня мужу показала, надо было
смолчать, а потом попросить проводить. А теперь опять они поцапались, он не
предложил проводить ее на дежурство, а она просить сама ни за что не будет,
такой уж у нее характер. Из-за угла дома показалась тень, кто-то схватил ее за
руку. Она отшатнулась, сердце ухнуло вниз, но потом она увидела знакомое лицо.
— О Господи, это ты! Напугал как! Ты зачем здесь? Мы же
договаривались, что ты в поликлинику придешь, ночью, попозже, как в прошлый
раз, да не на двадцать минут, как тогда, а подольше.
