— Ну, Татьяна, теперь тебе в этой шапке в общественный
транспорт нипочем не влезть. Тебе надо только в такси ездить, и не в простом, а
как в Лондоне, в специальном, там все рассчитано, чтобы мужской цилиндр влезал,
как раз вчера по телевизору показывали.
Представив Полякову в этой шапке, садящуюся в лондонское
такси, все откровенно заржали, даже из кабинета послышались подозрительные
звуки, там Сан Саныч боролся с хохотом в одиночку. При всем своем отношении к
Поляковой, Надежда с детства не терпела, когда все на одного, поэтому она
пригрозила Вальке, что не даст денег, он сразу угомонился, а за ним и
остальные. Песца причесали железной расческой, и он успокоился.
После работы Сан Саныч поехал домой, а Надежда, неожиданно
получив свободный вечер, решила пройтись по Суворовскому и буквально на углу ее
окликнули. Оглянувшись, она едва узнала школьную не то чтобы приятельницу, а
так, соученицу, Люсю Поливанову. Их школа, вот она, рядом, считалась
англо-математической. В те давние времена еще не было никаких гимназий, а
престижными считались языковые школы. И в этой школе, расположенной в таком
месте, прямо у Смольного, училось много детей высокопоставленных чиновников. В
старшие, математические классы детей набирали по способностям, а в английские,
в основном, по блату. Надежда, как дочь обычных родителей, училась,
естественно, в математическом классе. А Люся была дочерью зампредгорисполкома,
который в те времена шел в гору, был довольно известен и делал большую карьеру.
Люська рассказывала, что они собираются переезжать в особняк, а в этом доме на
Тверской живут только до лета, пока она не закончит школу. Способностей у
Люськи было немного, она ленилась, заканчивала школу на «тройки», но тем не
менее собиралась поступать в университет на шведское отделение филфака. Надежда
вспомнила, как девчонки из английского класса сплетничали, что на шведское
обычному человеку невозможно поступить, учись он хоть на шестерки, а Люську вот
берут с «тройками» из-за папы. И Люся поступила бы в университет, если бы не
случилось несчастье: ее отец попал в автокатастрофу и умер в больнице через три
дня, как раз в мае месяце.
Тогда говорили всякое об этой катастрофе: что будто бы она
не случайна, что все подстроено и так далее. Надежда по молодости лет в то
время политикой не интересовалась, да и теперь не очень-то интересуется. А у
Люси жизнь круто изменилась.
В первое время после шока от внезапной смерти отца она
заболела, и ни о каком поступлении в университет не могло быть и речи. А через
год все связи были утеряны, немолодая вдова с некрасивой дочерью уже никому не
были нужны, и Люся смогла поступить только не то в библиотечный, не то в
текстильный, Надежда точно не помнила.
Конечно, квартиру в престижном доме на углу Тверской им
оставили и от спецмагазинов не открепили, и даже нашли вдове работу в Смольном,
где-то в секторе учета, конечно, простым сотрудником, потому что специальности
у нее не было никакой, но тем не менее и Люся, и ее мать считали себя
незаслуженно обойденными судьбой. Действительно, и удобная трехкомнатная
квартира с высокими потолками и огромной кухней; и возможность посещать два
раза в месяц специальные магазины, где покупать вещи и продукты хорошего
качества и недорого; и возможность не толкаться целый час в душном общественном
транспорте, а ходить на работу пешком, да не в какую-то задрипанную жилконтору,
а в Смольный, все, что простой, обычный человек считал бы наивысшей
удачей, — все это не приносило Люсиной матери никакой радости, потому что
в мыслях своих она видела себя въезжающей на ЗИЛе в ворота собственного
особняка и охранника, склоняющегося в почтительном поклоне. Поэтому и на работе
в секторе учета, где ожидали увидеть безутешную вдову, благодарную за каждую
оказываемую милость, а видели каждый день царственно вплывающую начальственную
даму, глядящую свысока на всех и вся, долго не стали ее терпеть и уволили,
придравшись к пустяку. Пришлось Люсиной матери устраиваться на работу как все,
и она после долгих поисков и опять-таки по знакомству поступила в Надеждин
институт секретаршей. Надежда встречала ее в коридоре, передавала привет Люсе и
узнавала новости. В эти годы Люся ненадолго вышла замуж, но неудачно, потом
вернулась к матери, и они так и жили вдвоем в той же квартире в доме на
Тверской.
Теперь Люська жутко растолстела, одета была в пальто на
синтепоне того серо-буророзового цвета, который приобретают фламинго в
зоопарке, когда у них в организме начинает не хватать розового пигмента, но
глядела приветливо и, похоже. Надежде очень обрадовалась.
— Надя, давай зайдем в «Шоколадницу» тут рядом и
поболтаем.
Надежда согласилась просто так, не хотелось обижать Люську.
Они зашли, взяли кофе и пирожные, причем Надежда одно, а Люська — два. Надежда
не стала задавать провокационные вопросы о работе и личной жизни, по Люськиному
виду было ясно, что она не процветает, а спросила о маме.
— А что мама? Она вышла на пенсию давно, больше не
работает, сидит целыми днями на лавочке во дворе и все про всех знает.
— Ну и какие новости в вашем дворе?
— Ой, Надя, ты не представляешь, вот недавно в
семнадцатой квартире случай произошел. Там двое сейчас живут, муж и жена, сын у
них в отъезде, сам-то начальник там, — Люська мотнула головой в сторону
Смольного, — а она не работает. Вот как-то днем звонок в квартиру, стоят
грузчики. Ваш муж, говорят, такой-то, фамилию я уж тебе не буду называть, над
ними и так весь дом смеется, ваш муж, говорят, велел гарнитур забрать из
гостиной, через час новую мебель привезут. А мебель они недавно купили, но она,
жена-то, чем-то там недовольна была и соседкам жаловалась. Так она, ни слова не
говоря, даже мужу на работу не позвонила, всю мебель освободила и отдала. Так и
увезли. Часа через три она мужу звонит на работу: «Где мебель?» — «Какая
мебель?» Муж как услышал, так и сел на месте. Шуму было! Так все соседи и
узнали.
— Так у вас же во дворе милицейский пост?
— А что милиционер? Он видит, стоит фургон, написано
«Мебель», хозяйка сама с ними вышла, он и не подумал ничего. Попало ему,
конечно, а я считаю: зря.
— Но неужели никаких подозрений у нее не возникло?
— Что ты, Надя! Они же привыкли, что все на дом
привозят, вот ничему и не удивляются.
— Ну а мама-то твоя куда смотрела, раз она все время на
лавочке сидит?
— А она как раз тогда на почту ушла, потом очень
расстраивалась, что такой случай упустила. Надь, давай еще вон тот десерт
попробуем?
— Спасибо, Люся, мне лучше просто кофе.
Люська вернулась с десертом и накинулась на взбитые сливки.
— Значит, все в вашем доме по-прежнему, перестройка
никак не повлияла.
— Ой, что ты, Надя, конечно, повлияла!
Раньше соседка наша Нина Ивановна, ну, Купцова жена, ты
знаешь, про него в газетах часто пишут, так вот, когда она сама работала там,
тоже где-то в Смольном, так ее днем обедать домой на черной «Волге» привозили.
