Дороги нынче услуги блюстителей порядка, однако Кавалеров не
привык мелочиться: Денис для него за сто баксов узнал у приятеля-мента и
адресок, по которому пришили Рогача, и предполагаемую версию убийства, и даже
место, откуда стреляли. Вот отсюда, с первого этажа этого загаженного
долгостроя.
Среди братвы все таращили глаза, когда Кавалеров подступал с
расспросами, никто этого выстрела на себя брать не хотел. И правильно: зачем
чужой жернов на свою шею навешивать?
«Преступление на экономической почве», – как выразился
осведомитель Дениса. Дурак! Испокон веков все преступления только на
экономической почве и совершались.
Хотя нет. Не все…
Кавалеров мотнул головой, отгоняя ненужные мысли, и опять
глянул на дом напротив. Ишь, какой хозяин-то расторопный оказался! Уже и стекло
новое вставил!
Так… это еще что? Чудится Кавалерову или впрямь промелькнуло
что-то в окне? И опять… Наверное, хозяин зашел квартиру проверить, а то и новых
съемщиков привел.
А может, и не хозяин. Вор, к примеру! Нынче народ
обнаглевший, в любую щель влезет, любую нору ограбит. А то и не вор…
Все-таки хорошо он сделал, что пришел сюда. Проверить
квартирку надо, надо…
Кавалеров зевнул, огляделся. Пол был усыпан окурками. Совсем
разленились менты, разучились работать. В старое время все бы тут подчистили,
подобрали для анализа и розыска убийцы Рогача. Но, похоже, осведомитель сказал
правду: это изначальный висяк. Работал профессионал, но отнюдь не из тех,
которые в ментовских компьютерах зачалены. Свободный наемник! Сейчас таких –
хоть пруд пруди.
Забавно: едва Кавалеров прослышал, что здесь отдал богу душу
его старинный знакомец по Владимирскому сизо Вадя Рогачев, сразу подумал: ну,
достал его какой-нибудь обиженный мужик. Рогач специализировался на шантаже,
это правда, а на досуге он больше всего любил пороть женщин. Даже не насиловать
– рога Рогачев никому не наставил, вопреки распространенному мнению, – а просто
оттягивать ремнем по голой розовой. В этом деле он предпочитал обоюдное согласие,
обговаривал с женщиной гонорар и, что характерно, платил без обману, не как
бюджетникам у нас платят. И все-таки бабенки частенько спохватывались задним
(поистине!) числом и, потирая поротые попы, бежали жаловаться либо в милицию,
либо отцам и мужьям. Ну и зря! Рогачев при всей своей устрашающей внешности был
сущее теля. Именно поэтому все его дела по шантажу проваливались. Вот и новое
провалилось: за шантаж, судя по всему, его и шпокнули из этого вот окошечка,
разбив противоположное. То самое, за которым теперь мелькает загадочная тень…
Загадочная, да… Ну что ж, чем скорее Кавалеров разгадает эту
загадку, тем спокойнее будет у него на душе!
* * *
Герман шел вслед за Алесаном по тропе, то и дело ныряя под
низко нависающие ветви. Чудилось, он не вперед идет, а выписывает нескончаемые
петли вокруг одного и того же дерева. В застоявшемся воздухе трудно дышать.
Солнце едва прокалывало своими раскаленными иглами многоярусную крышу леса.
Герман поднял руку, чтобы отереть с бровей пот, и оступился,
когда рядом с ним что-то взметнулось из травы. Отнюдь не «что-то», конечно. Это
басенджи – «немые собаки», которые сопровождают их с Алесаном. Лесные туареги
выменивали их у пигмеев на соль, которая ценилась теми дороже золота. Герман
усмехнулся. Один раз он видел, как пигмеи управляются с солью!
Заполучив пакет, они достали из своих головных уборов,
напоминающих тюрбан, корень дикого имбиря, а с ближайших бананов нарвали
листьев. Потом развели небольшой костер. Рядом вырыли ямку, орудуя заостренными
палочками и собственными ногтями. Банановые листья пигмеи держали над огнем, и
когда те пожухли и стали мягкими, тщательно выложили ими ямку. Обрызгав листья
водой, пигмеи уселись вокруг ямки и стали жевать имбирный корень. Жеваную
кашицу они сплевывали в ямку, потом насыпали слой соли, опять сплевывали – и
так до тех пор, пока корень не был изжеван почти весь, а соль не была высыпана.
Затем содержимое ямки тщательно перемешали, чтобы оно превратилось в однородную
массу. Пигмеи свернули листья совочками и быстро опустошили ямку. По их круглым
маленьким лицам, совершенно лишенным характерных негроидных черт, разлилось
огромное наслаждение…
У Германа при виде этой трапезы сухо стало во рту, ужасно
захотелось пить. Алесан, сохраняя приличествующий королю невозмутимый вид,
проговорил, почти не разжимая губ, по-русски:
– Пигмеи не умеют сохранять соль и, заполучив, съедают ее
всю. И на здоровье! За этот пакет они отдали нам пять отличных м`мбва м`кубва!
Это было другое название басенджи: прыгающие вверх. Немые
собаки таким образом предупреждали хозяина об опасности или сообщали: можно
идти собирать трофеи. Великолепные охотники, басенджи в одиночку загоняли
мелких лесных антилоп: сонду, ленду, мболоку, синдула – всех не перечесть.
Однако на той охоте, куда шли сейчас Герман и Алесан, ловчие качества басенжди
едва ли пригодятся.
Охотники шли на тигра. Нет, не ради драгоценной шкуры,
которую вождь, к примеру, желал бы подарить своему высокому белому другу. Это
был тигр-людоед, а первое право защищать свой народ от опасности принадлежало
именно королю.
Тигр-людоед! С точки зрения охотника, существо
исключительное. Тигр, конечно, может разозлиться на человека и убить его, но не
станет есть, потому что не в силах побороть врожденный страх перед запахом
человека.
Однако…
В трех милях от «столицы» Алесана лежала маленькая
деревушка; на окраине ее жил с молодой женой владелец маниокового поля. Сутки
назад, ближе к полуночи, из джунглей выскочил тигр и, сломав дверь хижины
ударом лапы, схватил бедную женщину за ногу и уволок в ночь. Муж ее лишился
сознания. Шок был настолько силен, что прошло немало времени, прежде чем
крестьянин очнулся и смог сообщить о беде соседям, которые тотчас послали
вестника к королю.
Теперь рыдающий муж неотступно тащился за охотниками. Алесан
пытался убедить беднягу вернуться домой, но ничто не могло заставить его уйти.
Охотники шли еще час с небольшим, пока следы тигра вдруг не
оборвались среди низкорослого кустарника. О засаде в таком месте нечего и
думать. Деревья, на которых можно замаскировать помост, поблизости не росли. Да
и людоеда не возьмешь на обычную приманку в виде связанного козленка.
– Он слишком дерзок, – пробормотал Алесан, когда пошли
обратно к деревне, – и его погубит собственная дерзость.
