Правда, существует и еще одно объяснение. Гохмейстер «тевтонов», которому грозила слепота, предпочел погибнуть в бою, подобно большому другу и покровителю «мариан» – бывшему королю Чехии и императору Священной Римской империи Иоанну (Яну) Люксембургскому (отцу упоминавшихся выше королей Вацлава Чешского и Сигизмунда Венгерского), который, ослепнув, погиб в битве при Креси (1346), сражаясь в ней простым рыцарем в рядах французов против англичан. Однако это предположение представляется нам чересчур «романтическим».
Магистр призвал к себе последний резерв войска Тевтонского ордена – 2000 рыцарей и конных воинов Кульмской земли, ожидавших в районе деревни Грюнфельде, когда придет наконец их черед вступить в бой. Вокруг этого «ядра» были собраны все отряды, еще сохранившие боеспособность. Гохмейстер, лично возглавив этот «последний батальон», обогнул поле боя, заполненное яростно рубящимися бойцами обеих армий, и провел свою штурмовую колонну слева мимо деревни Танненберг. Вероятно, он намеревался, совершив этот обходный маневр, добраться до Ставки польского короля и решающим ударом своих конных латников добиться победы. Видимо, так оно и было – иначе явно перепуганный Ягелло не приказал бы своему знаменосцу-хорунжему спешно спустить королевское знамя. Кроме того, можно предположить, что Ульрих фон Юнгинген надеялся собрать в этой части поля боя остатки возвращавшихся войск маршала Валленроде и усилить ими свой ударный отряд. Удар бронированной колонны гохмейстера «тевтонов» ошеломил польские отряды. Поначалу польские витязи подумали, что литовские беглецы вернулись на поле брани и снова вступили в бой. Именно этим, вероятно, объясняются крики поляков (введенных в заблуждение еще и тем, что многие «тевтоны» были вооружены не тяжелыми рыцарскими копьями и традиционными западноевропейскими щитами, а легкими литовскими сулицами и упоминавшимися выше литовскими павезами, то есть заимствованными у пруссов и литовцев облегченными щитами характерной формы с выступающим продольным ребром): «Литва возвращается!» На самом деле «Литва» отнюдь не «возвращалась», а продолжала улепетывать к родным пенатам. Однако в самый разгар этой последней атаки знаменосец-«баннерфюрер» светских рыцарей – вассалов ордена – из Кульмской земли, Никкель фон Реннис (как мы помним, являвшийся «по совместительству» главой «Союза Ящериц»), совершил акт подлой измены, опустив знамя своей «хоругви» и подав тем самым сигнал к отступлению. Сам он, вместе с частью кульмских рыцарей, оруженосцев и воинов, не вступив в бой с врагом, трусливо (а вероятнее всего – даже не трусливо, а изменнически) бежал с поля сражения. Прочие рыцари и воины орденской армии, увидев сигнал к отступлению, смешались и также обратились в бегство.
По каким-то причинам об этом прискорбном для ордена Девы Марии и позорным для его кульмских вассалов эпизоде не пишут ни Ян Длугош, ни Генрик Сенкевич, ни Разин, ни Строков, ни многие другие.
Невзирая на всеобщее смятение, гохмейстер попытался придать последней атаке «тевтонов», обреченной на неудачу, новый импульс, вступив в единоборство с польским рыцарем Добеславом (Добко) Олесницким (от копья которого и пал – правда, по одной из наименее распространенных версий). Согласно Длугошу, Добко побоялся напасть на Верховного магистра, увидев на груди у того поверх лат золотой ковчежец со святыми мощами (или с частицей Животворящего Креста Господня), и отступил, после того как гохмейстер ранил копьем его коня (эту версию в несколько измененном варианте повторяет и Генрик Сенкевич в «Крестоносцах»). Какое-то время казалось, что последний удар рыцарей Девы Марии увенчается успехом. Увидев в ходе боя польского короля, тевтонский рыцарь Дибольд фон Кёкериц (у Длугоша и Сенкевича – Дипольд Кикериц фон Дибер) бросился на Владислава Ягелло с копьем наперевес. Однако этот храбрый рыцарь (являвшийся по происхождению то ли мейссенским немцем, то ли лужицким сорбом, т. е. славянином – Длугош приводит обе версии) был сбит с коня королевским писцом Збигневом Олесницким (напавшим на него сбоку) и добит королевскими телохранителями (в романе Сенкевича «Крестоносцы» Дибольд фон Кикериц был сражен ударом копья в лоб, нанесенным ему собственноручно королем Владиславом Ягелло).
Почти одновременно с этим происшествием на поле боя и впрямь снова появились литовские войска. Великому князю Витовту и его воеводам с неимоверными усилиями удалось-таки собрать какую-то часть разбежавшихся литовцев и повторно бросить их в бой. Они обрушились на «тевтонов» из болот и лесных чащоб. Маленький отряд, сомкнувший щиты вокруг гохмейстера, был окружен и в конце концов истреблен до последнего человека. Разгоревшийся вокруг гохмейстера «тевтонов» последний бой, бой не на жизнь, а на смерть, был поистине страшен. Копья были сломаны, в ход пошли мечи, топоры, клевцы-чеканы, перначи-шестоперы, кинжалы и ножи. Ульрих фон Юнгинген, бросившийся в самую гущу боя и, был поражен двумя метательными снарядами (по Длугошу – в грудь и в лоб), по Сенкевичу – сулицей в рот, по Разину (в издании 1940 г.) – рогатиной в шею
[26] – в любом случае, с него был предварительно сбит шлем (как это изображено и на картине Яна Матейко «Битва при Грюнвальде»), сброшен с коня и убит, как и все его соратники, заплатившие жизнью за верность своему господину и предводителю.
На предполагаемом месте гибели Ульриха фон Юнгингена, с большим опозданием (в 1901 г.), прусским правительством был установлен памятник в виде неотесанной каменной глыбы. Высеченная на символическом надгробном камне надпись прославляла отвагу и самопожертвование гохмейстера «тевтонов», павшего смертью героя на поле брани. В 1945 г. польские власти распорядились перевернуть надгробный камень надписью книзу. В этом положении лежит он на Грюнвальдском поле до сих пор, через 600 лет после битвы…
Но Пречистая, конечно, заступилась за него
И впустила в царство вечно паладина своего,
– как писал, правда, в другое время и по другому поводу в своей балладе «Жил на свете рыцарь бедный» А.С. Пушкин.
На батальном полотне Яна Матейко некий – предположительно литовский (?) – воин в красном капюшоне заносит над гохмейстером «тевтонов» топор палача, а другой наносит Верховному магистру ордена Девы Марии смертельный удар Святым копьем (которым, по преданию, римский сотник Лонгин пронзил на Голгофе ребро распятого Иисуса). Копия этого копья была подарена римско-германским императором Оттоном III своему вассалу, упоминавшемуся в начале нашей миниатюры польскому князю, а впоследствии – королю Польши Болеславу Храброму, и с тех пор хранилась в Краковском королевском замке, пока якобы неким чудесным образом не попала в руки одному из польских или литовских воинов в битве при Танненберге – только этим Святым копьем он смог сразить гохмейстера «тевтонов», неуязвимого для всякого иного оружия благодаря ковчежцу со святыми мощами (или частицей Голгофского Креста), который носил поверх доспехов. Так, во всяком случае, гласит легенда…
После гибели Верховного магистра (согласно еще одной версии, гохмейстера убил татарин Багардин – предводитель литовских татар или сын золотоордынского хана Джелал эд-Дина, внук Тохтамыша) организованное сопротивление «тевтонов» и их союзников фактически прекратилось. Венгерский рыцарь Дьёрдь (Георгий) Керцдорф, который в орденском войске нес хоругвь Святого Георгия, предпочтя «лучше честно сдаться в плен, чем постыдно бежать» (Длугош), вместе с 40 уцелевшими в битве соратниками сдался в плен и сдал хоругвь полякам. Мало того! Знамя гохмейстера было брошено знаменосцем на землю еще до того, как к нему пробился противник. Некоторые отряды «тевтонов» бежали с поля боя. Другие части орденского войска с боем отступили через район Грюнфельде до деревни Фрёгенау, укрывшись в тевтонском лагере. Комтур Бальги граф Фридрих фон Цоллерн приказал спешно окружить лагерь укреплением из повозок («вагенбургом» или «табором») и дать союзникам последний бой. Однако численное превосходство последних было подавляющим. Они обошли защитников лагеря. Бой длился до позднего вечера, пока последние бойцы Тевтонского ордена (и в их числе – сам Фридрих фон Цоллерн) не были вынуждены с наступлением темноты искать спасения в бегстве.
