– Номер абонента не зарегистрирован в сети.
– Что бы всё это могло значить?
– Не знаю. Будем думать.
19
Утром Олег едва не опаздывает на пятиминутку. Так не хочется вылезать из-под тёплого одеяла. Тем более если рядом с тобой спит такая женщина. Умная, красивая, желанная.
Или так: желанная, красивая, умная. Или точнее: красивая, желанная, умная. Метропоезд покачивается на поворотах. Олег переставляет местами слова, словно это поможет ему лучше понять происходящее.
Опаздывать Олег не любит. Особенно если впереди дежурство. Дежурство – это важно. Нужно бы отказаться, но лишние пять тугриков не помешают. Тем более сейчас.
Хотя, конечно, накладно. Он и раньше из режима дня выбивался, отдежурив, долго приходил в себя. Теперь и подавно – возраст, жизненный темп… Дана… Да, из-за Даны время на работе терять тем более обидно. Он сказал, что сегодня встречи не будет: дела. Она на всякий случай слегка обиделась: устал от меня? Неужели ж я тебе надоела?
В ответ Олег неопределённо хмыкнул. Он любит собираться на службу в гордом молчании. Чётко и сосредоточенно. Движения и жесты, доведённые до автоматизма.
Скука – это пост души. Перед дежурством душа обязана поститься. Дежурство – это серьёзно. Даже очень. М-да, отвык уже, когда его утром провожают. Всё сам да сам, один. Нужно меняться. И поменяюсь. Сказал – как отрезал. Слышал бы кто.
День выдался муторный, мутный. Больные шли косяком. Сёстры тупили. Накануне коллеги накосячили, теперь шло служебное расследование, народ ходил понурый, хмурый, все на нервах.
Олег криво усмехнулся: умершего нужно лечить не так, как его лечили. Все показания были к тому, чтобы… Олег мысленно машет рукой. В кармане халата начинает вибрировать телефон. Дана.
20
– Ты занят? Можешь говорить?
– Ну… так, относительно.
– Извини, что отвлекаю.
– Ничего-ничего, нормально. Говори.
– Я сейчас по дороге в больницу. Еду к своему благоверному.
– Это правильно, – и подумал: хорошо, что предупредила. – Ты поэтому позвонила?
– Нет. Просто сегодня я пробила этот второй телефонный номер. Ну, помнишь, который не зарегистрирован.
– Что значит пробила?
– Помнишь Наташку Корнилову? Мы с ней и с женихом её Илюшей Гуровым в опере встретились?
– Ну, помню, подруга твоя. Роскошная девушка. При чем тут она?
– Вот у неё папа работает в органах. Понимаешь? Большой чин. Сама Наташка сейчас в Монако на футбол заехала. А потом полетит к подруге в Париж. Какая они с Гуровым всё-таки красивая пара. У Илюши в городе две навороченные парикмахерские. Кого он только не стрижёт… Точнее, его мастера. Настю Волочкову, группу «Тату» и весь питерский «Зенит». А недавно он новым бизнесом занялся – организовал поставки из Лондона коллекционного оружия. Представляешь? Я видела одну штуку. Даже в руках держала, вот. Стоят они немерено. Целое состояние. Как вилла в Биаррице. Хотя про Биарриц я, конечно, з-загнула. Они, между прочим, нас к себе на венчание пригласили – в Царское Село, поедем, дорогой, если ты не очень будешь занят? Будет Ксюша Собчак с очередным хахалем и «Pet Shop Boys» на подпевках. Обещают приём в Камероновой галерее и костюмированный бал в Павловском дворце-музее, который ампирный, Гагарин, ты любишь ампир?
– Ты не отвлеклась? Дана, я всё-таки занят.
– Ох, извини, дорогой, извини. Меня иногда з-заносит. Не могу остановиться. Столько информации…
– Ближе к делу. И, пожалуйста, поменьше подробностей, слышишь? Поменьше подробностей.
– Ну да, да.
21
– Так вот, по моей просьбе Наташка Корнилова (на самом деле скоро она станет госпожой Гуровой, с Ильей они шесть лет как с-существуют, но повенчаться решили только сейчас, потому что Илья только сейчас смог со своей первой женой развестись, так как она уехала в Гонконг карьеру делать) связалась с разными нужными ребятами.
– И что?
– А то, что того, второго номера, не существует. Простой набор цифр. Он действительно нигде не зарегистрирован.
– И что?
– А то, что я попросила распечатку звонков на первый номер, который тебе продиктовал сам Безбородов, – Дана замолчала.
– И что показала распечатка? – Гагарин заполняет паузу.
– А то, что на него никогда не звонили. То есть почти никогда. Распечатка показала всего пять звонков. Два из них были с нашего домашнего. Ну, это мы вчера звонили.
– Ну, правильно.
– А три других были сделаны с одного и того же номера. И ты знаешь, с какого?
– Дана, ну конечно, я не знаю. Говори быстрее, мне уже пора.
– Ты скисаешь на самом интересном месте. Какой же ты недогадливый… Эх… Потому что три других звонка были с номера Безбородова.
– То есть он сам себе звонил, что ли?
– Именно. Как ты этого ещё не понял.
– Но я не понял, а зачем он это делал?
– Ну как зачем? Чтобы вспомнить код. Пароль. Ключ. Потому что этот второй номер и есть пароль, понимаешь? Иначе зачем ему звонить на несуществующий номер?
– Ловко придумано, – только и смог вымолвить Олег.
– Ладно, Олежка, я уже приехала, подхожу к лифту. Сейчас связь прервётся. Я целую тебя и люблю… л-люблю… и всё такое.
Гагарин стоит посредине коридора: неужели всё так просто? Ларчик открылся и… И что? Засияло богатство? Задумчиво, словно каждый шаг даётся с усилием, Олег идёт в ординаторскую. Там его уже ждёт медсестра: поступил очередной тяжёлый.
Во время операции, отходя в сторону «перекурить», Гагарин получает SMS от Даны: «Мужчина, я вас боюсь…» И тут же отвечает: «Нечего нас бояться. В лес не ходить…» На что получает скорый ответ: «Почему же Безбородов тебе выдал свою главную тайну? Каким знанием и влиянием на него ты обладаешь? Оттого и боюсь, мой Джеймс Бондушка…».
Видимо, Дана хотела написать больше, но вместительность сообщений невелика и вынужденно похожа на телеграмму.
Впервые за многие дни Олег мечтает о богатстве. Мысль стать ровней Дане его завораживает. Переворачивается на другой бок, не в состоянии сосредоточиться, заснуть. Но – засыпает, засыпа…
22
Как же так незаметно произошло, что из поколения «детей» мы вдруг стали поколением «отцов»? Когда время перещёлкнуло нас в обратной перспективе? Ещё вчера мы качались в уютном гамаке отодвинутого на неопределённое «потом» будущего, баюкали мечты и надежды, ещё только готовясь кем-то стать, но внезапно настоящее встало стеклянной стеной; стена есть, а двери отсутствуют; под ногами шелестят осенние листья, дубы и клёны завалили город хохломской росписью, в кинотеатрах идут недоваренные фильмы, даже дома, с книжкой, не спрятаться под тёплым клетчатым пледом: и где та книжка? Где тот плед? И где тот дом, который был, был и есть, но в котором уже давно никто не живёт, старая избушка определена под снос, а новой так и не построил, в ней перманентный ремонт, цементная пыль, и всё время что-то капает в туалете.
