От шести до примерно двенадцати лет, пока не началось половое созревание, ребёнок не испытывает серьёзных психопатий в сексуальной сфере. Затем у подростка возникают всё более сильные сексуальные влечения и проявляются – преимущественно бессознательно – конфликты первых трёх стадий развития.
Схема Фрейда логична. Если акцентировать внимание на сексуальной сфере, человек с определённым складом характера согласится с такой гипотезой. Но разве младенец-эротоман существует сам по себе? Разве он с первых моментов появления на свет не зависит от окружающих? Разве во время всех стадий взросления он переживает только конфликты своей формирующейся личности с взрослыми?
Американский психолог и психотерапевт датчанин Эрик Эриксон выделил восемь психосоциальных стадий развития. Они зависят прежде всего не от эротических переживаний младенца, а от вхождения его в социальную, культурную среду семьи и данного общества.
Эриксон, в отличие от Фрейда, много лет изучал детскую психологию в клинических условиях, как педиатр. Идея психосоциального развития несравненно убедительней, чем психосексуальная, но и она вызывает немало вопросов. На взглядах Эриксона сказалось то, что он учился у дочери Зигмунда Фрейда Анны в Венском институте психоанализа. Он и позже оставался под впечатлением учения Фрейда.
Современный специалист по психологии развития американец Грейс Крайг сделал вывод: «Основная слабость психоаналитической теории неотделима от её силы. Хотя эта теория исследует глубины личности, именно эту сферу почти невозможно определить или подтвердить экспериментом правильность её описания. Психоаналитическая теория развития опирается на факты, полученные в основном клиническим методом, для чего взрослые люди должны были субъективно реконструировать своё детство. Поэтому её часто упрекают в ненаучности, расплывчатости и в том, что она плохо поддаётся проверке».
Такие упрёки оправданы. В особенности, когда речь заходит о столь сомнительном феномене как Эдипов комплекс.
Чувствует ли младенец любовь к матери? Безусловно. Означает ли это, что так у него проявляется сексуальная страсть? Нет. Привязанность к матери (или того, кто или что её заменяет) свойственна детёнышам высших животных. Это не исключает не менее сильной привязанности к самцу, если он кормит малыша.
У людей не всегда, а то и редко ребёнок испытывает неприязнь к отцу. Порой он любит его не меньше, чем мать. Сторонник психоанализа может ответить: такое чувство не опровергает Эдипов комплекс. Нельзя исключить у малыша проявлений нарциссизма (если он похож на отца) или склонности к гомосексуализму.
Таковы доводы о возможных детских фобиях. С таким же успехом можно предположить, что боязнь отца и враждебное к нему отношение передаются генетически. Мол, у наших диких предков были наклонности, свойственные некоторым хищникам: самец мог съесть детёнышей или своих (у медведей), или чужих (у львов).
…Эти доводы в пользу Эдипова комплекса я придумал сейчас. Кто верит в космических пришельцев, может предложить: наши предки с иной планеты размножались партеногенезом (без участия особей мужского пола) или вегетативно, вот и остался у младенцев мужского пола комплекс отторжения отцов. Вы скажете – фантастично? Но разве нет хотя бы ничтожной вероятности того, что землю посещали разумные существа? А о нравах наших диких предков мы знаем мало, так что поедание самцом детёнышей более вероятно, чем причуды инопланетян.
Придумать нетрудно разные варианты для обоснования полюбившейся гипотезы. В отличие от подобных выдумок, научная гипотеза (не говоря уже о теории) требует доказательств на фактах и возможности опровергнуть предположение.
Придуманные мной версии приведены для того, чтобы показать: модные в наше время ссылки на плюрализм – «у каждого своё мнение!» – верны только в самом примитивном смысле. Да, у глупого и умного, у честного и лжеца, у знатока и неуча своё мнение. Но это не значит, будто между ними нет разницы. Не мнения, а факты и доказательства отвечают критерию научности.
Когда Фрейд ссылается на бессознательные переживания младенца, возразить трудно. Как знать, что творится в душе существа, не способного осознать свои переживания, а тем более рассказать о них?
Существует метод перевода под гипнозом сознания человека в состояние ребёнка. Взрослый начинает говорить как малыш того возраста, который ему определил гипнотизёр. Казалось бы, вот надёжный способ проникнуть в духовный мир младенца! Однако всё-таки изображает малыша взрослый человек, да ещё под гипнозом.
Фрейд признавал: «Эти сцены из детства не воспроизводятся во время лечения в качестве воспоминаний, они – продукты конструирования». Насколько надёжны такие конструкции, основанные на толковании сновидений и наводящих вопросов, остаётся только догадываться.
В доказательство своих воззрений, он подробно описал случай из своей практики – о «маленьком Гансе». Его родители, верующие в психоанализ, ещё до рождения ребёнка договорились с Фрейдом, что будут следить за его поведением. Отец раз в неделю сообщал Фрейду результаты наблюдений и получал от него очередные указания.
Однажды рядом с маленьким Гансом рухнула на булыжную мостовую упряжка лошадей, тащивших тяжёлый фургон. От испуга у мальчика развился страх перед лошадьми. Он боялся выходить на улицу даже со взрослыми. В память ему врезалась кожаная уздечка.
Анализируя этот и некоторые другие случаи с мальчиком, а также его сновидения, Фрейд решил: уздечка и шоры у лошади были символами усов и очков отца. Мальчик боялся его, а не лошадей. Согласно другим символам, это был страх кастрации от рук отца в наказание за мастурбацию, которая была вызвана эротической любовью к матери. Падение лошадей проявило у Ганса желание смерти отцу, отчего возникло чувство вины.
По диагнозу Фрейда, четырёхлетний Ганс испытывал гомосексуальные чувства к отцу при склонности к полигамии, включающей мать, гувернантку и знакомую девочку. Сеанс психоанализа завершился, когда «маленький Ганс» получил возможность в своём воображении жениться на матери, предоставив отцу женитьбу на бабушке (своей матери). Получился дополненный вариант истории Эдипа, если забыть о возрасте Ганса и о том, что его подводили к этой роли.
Фрейд отвечал критикам: «Верно, что в продолжение анализа Гансу вынуждены были говорить много такого, чего он не мог бы сказать сам, что ему пришлось преподносить такие мысли, признаки которых он до сих пор не показывал, что его внимание пришлось нарочно обращать в том направлении, откуда его отец чего-нибудь ждал. Это снижает ценность анализа как свидетельства, но процедура одинакова во всех случаях. Ибо психоанализ не бесстрастное исследование, а терапевтический метод. Его смысл – не доказать что-то, но только что-то изменить. При психоанализе психолог всегда даёт своему пациенту (иногда в большей, иногда в меньшей степени) предварительные сознательные образы, с помощью которых тот может распознать и уловить бессознательный материал».
Короче говоря, психоаналитик выпытывает у пациента из его подсознания путём наводящих вопросов нечто такое, что заранее считает там присутствующим. Это подобно обыску в помещении. Если там есть то, что предполагается, предмет будет найден, если нет – придётся признать, что его там не было. Однако в данном случае ищут не материальный объект, а идею, находящуюся в таинственной области бессознательного. Психика – объект не материальный, весьма пластичный, изменчивый в связи с обстановкой и множеством разных факторов. Психолог может на свой лад препарировать незримую субстанцию души, находя там то, что ему хочется. Тем более, если следовать принципу Фрейда: «Невроз никогда не говорит глупостей, как и сновидение».
