Внимая премьер-министру, британское адмиралтейство в спешном порядке вооружало сразу два больших флота. Один для отправки в помощь шведам в Балтийское море, второй для отправки в помощь туркам в море Черное. Дело принимало оборот не шуточный. И хотя британские корабли в конце концов в море так и не вышли, нервов они попортили Петербургу изрядно.
Где угрозами, а где и посулами, Питт с Герцбергом заставили удержаться от нападения на Швецию союзный России Копенгаген. Они же обещаниями и золотом побуждали султана Селима к продолжению войны, обещая скорую перемену счастья. Полякам прусский посланник Бухгольц сулил Белоруссию и Киев, если те откажутся от союза с Петербургом. В карманы шляхты щедро сыпалось прусское золото.
В начале 1790 года Пруссия провела мобилизацию и направила 40-тысячный корпус к своим восточным границам. Другой такой же корпус прусских войск двинулся к границам Галиции для возможного нападения на Австрию. В готовности была и основная армия численностью 100 тысяч.
– У меня нет никакого сомнения, что король прусский мечтает заодно с поляками весной напасть на наши владения, а посему разрыв с Берлинским двором почитаю неизбежным! – говорила в те дни с горечью Екатерина.
Императрица, однако, держалась стойко. О коварстве пруссаков и своей мести за это коварство она объявила открыто:
– Молю Всевышнего, да отомстит он Вильгельму его глупую гордость. В 1762 году я его дядюшке возвратила Пруссию и часть Померании, что не исчезнет в моей памяти. Не забуду и того, что двух наших союзников он уже привел в недействие, что с врагами нашими заключил союз, что шведам давал денег и что с нами имел грубые и неприлично повелительные переписки. Будет и на нашу улицу праздник!
Россия напрягала последние силы, ибо помимо двух воюющих армий надо было держать еще одну на Двине против прусских и польских посягательств. В Варшаве и в Берлине всегда понимали только крепкий кулак.
Единственно, кто искренне поддерживал русскую императрицу, был австрийский император Иосиф Второй. Но, увы, разочарованный во всех своих благих начинаниях, Иосиф уже умирал. В феврале 1790 года его не стало. Его брат Леопольд Второй, взошедший на трон, воевать далее не пожелал.
– С турками нам сейчас делить нечего, а воевать с султаном – только укреплять мощь России, в то время как у нас и своих дел хватает! – заявил он в своей первой же тронной речи. – Наша армия истощена, а финансы в расстройстве, Венгрия пребывает в брожении, в Галиции снова волнуются поляки, а Нидерланды вообще объявили независимость! Настала пора навести порядок в собственном доме, а не мечтать о новых завоеваниях!
Запуганный Англиею и Пруссиею, Леопольд согласился на мирный конгресс, который должен был собраться в силезском Рейхенбахе в лагере прусской армии. Российская императрица конгресс отвергла! Австрия же обязывалась отныне соблюдать нейтралитет, сохраняя за собой крепость Хотин, до тех пор, пока в Бухаресте не будет подписан окончательный мир. Селим, разумеется, сразу согласился на мирные договоренности, выдвинув лишь одно условие, «чтоб в трактате никак не было упомянуто о вольном плавании австрийских судов по Дунаю». Вена не возражала.
Итак, Австрия вот-вот должна была выйти из войны, и Екатерина оставалась одна против двух врагов – шведского короля Густава и султана Селима.
* * *
Из-за не прекращающихся происков Берлина отказался от наступательных действий на следующую кампанию и Потемкин:
– Куда нам наступать, когда пруссаки со шляхтой в любой миг ударят в спину! Потому будем держаться позиции оборонительной! А флоту Черноморскому повелеваю, наоборот, искать флот турецкий и разбить его в генеральном сражении!
Ранней весной Селим Третий во всеуслышание объявил, что нынешний год станет победоносным для его правоверного воинства. Решительные распоряжения были посланы им в Дунайскую армию. В самом же Константинополе готовился к десанту на Крым столичный корпус янычар – лучшие из лучших. Отборные головорезы, однако, смирно не сидели. Воинственными ватагами бродили они по улицам города, опрокидывали лавки, рубили ятаганами строптивых. По столице пошел ропот. Жители требовали избавления от не в меру воинственных воинов султана. Чтобы прекратить бесчинства и в то же время не обозлить самих янычар в столь важный для него момент, Селим придумал переправлять их малыми партиями на попутных судах в Анапу. Оттуда, по замыслу султана, янычары и должны были двинуться морем на захват Крыма. Одновременно на Кубани готовилась к наступлению еще одна 40-тысячная армия, набранная из ополченцев южного Причерноморья. Эта армия должна была поддерживать янычар со стороны суши. Заканчивал последние приготовления и флот. Именно ему предстояло, забрав на борт анапских янычар, явиться с ними пред берегами беззащитного Крыма.
Пока политики решали воевать Австрии дальше или нет, принц Кобург в конце весны овладел крепостью Орсово, а затем осадил Журжу. Однако удачная вылазка турок заставила его снять осаду и уйти.
13 июня австрийцы разбили турок при Калофата, но на этом успехи цесарцев закончились. Принц Кобург, получив известие, что турки собираются наступать на Бухарест, по своему обычаю написал жалобное письмо Суворову. Тот себя ждать не заставил. Генерал-аншеф немедленно выступил на помощь незадачливому союзнику и 31 июля уже расположился лагерем рядом с Бухарестом. Назревал новый Рымник, но сражение так и не состоялось. Австрия вступила в мирные переговоры с султаном, и Суворов оказался брошенным на произвол судьбы тем самым Кобургом, которого он всегда спасал. Принц, впрочем, через курьеров извинялся:
– Ничего личного, только большая политика!
Чтобы не оказаться окруженным со всех сторон всей турецкой армией, Суворову пришлось возвращаться обратно.
Потемкин раздраженно писал Екатерине: «Генерала графа Суворова я отправил в подкрепление австрийцов к Букарешту, но теперь необходимо его оттуда взять должно, ибо, что копилось противу союзников, обратится уже на него одного, и он, будучи отрезан браиловским и силистрийским неприятелем, не в состоянии возвратиться без большой потери».
Согласно соглашению с Турцией, австрийцы не должны были пропускать русские войска в Валахию. Такого от вчерашних союзников не ожидал никто! Отныне русская армия могла действовать лишь в низовьях Дуная, но там господствовал непреступный Измаил.
– Не разгрызя сей орех нам турок не опрокинуть! – сокрушались в штабах, понимая, что такую крепость, как Измаил, взять будет весьма не просто.
– Ежели осадить да оголодить гарнизон, то глядишь года за два и сковырнем эту болячку! – говорили оптимисты.
– Чтоб такой цитадель завоевать, пять армий положить под ее стенами надо, а потому лучше сразу от сего отступиться и к замирению с Портой готовиться! – рассуждали реалисты.
Что касается Суворова, то он пока помалкивал, однако попросил себе из ставки светлейшего подробный план Измаила, так, на всякий случай…
* * *
В последних числах января 1790 года контр-адмирал Гибс из Сиракуз переслал Качиони инструкцию, предписывая ему ожидать у Петаллы прибытия генерала Псаро для дальнейших совместных действий. Всю зиму Качиони просидел на Итаке, прячась там как от агентов Шиббса, так и донимавших его кредиторов. Итака принадлежала Венеции, и он мог без всякой опаски снаряжать там свои суда.
