Затем до 1807 года вице-адмирал Пустошкин продолжал служить на Черноморском флоте. А затем, в силу расстроенного здоровья, принужден был оставить службу. Умер Павел Пустошкин в глубокой старости в Лубнах в 1828 году.
* * *
Что касается принца Нассау-Зигена, то Очаковское сражение было его звездным часом. Вскоре после этого принц вызвал неудовольствие Потемкина и был им отправлен в Петербург командовать гребным флотом. В начавшейся войне со шведами он в августе 1789 года разбил шведский гребной флот при Роченсальме, за что получил орден Андрея Первозванного. В июне 1790 года разбил шведскую гребную флотилию при Биорке-Зунде, но затем потерпел тяжелейшее поражение в новом Роченсальмском сражении. Причиной поражения стали именно просчеты, самоуверенность и легкомыслие принца.
Один из современников писал, что принц Нассау-Зиген имеет «предприимчивый характер, поразительную энергию и величайшее презрение к смерти; его таланты, впрочем, были столь же ничтожны, сколь велика была его неустрашимость».
Потрясенный неудачей, он отослал императрице все пожалованные ему ордена и отличия. По заключении мира со Швецией императрица наградила Нассау-Зигена чином адмирала и золотой шпагой. Однако он не желает больше служить и уезжает в свое имение Тынне близь Немирова, где занимается сельским хозяйством и обустройством своих имений в Крыму. Умер принц в апреле 1808 года в своей любимой резиденции Тынне, где был похоронен.
Преемник Нассау-Зигена на посту командующего гребной флотилией Иосиф де Рибас после окончания войны был переименован из генерал-майоров в контр-адмиралы. Оставаясь командующим гребной флотилией, де Рибас занимался укреплением Гаджибея. Он же предоставил императрице доклад обо всех выгодах основания на месте этой турецкой крепости большого торгового города и порта. В начале 1795 года Гаджибей был переименован в Одессу.
В 1794 году де Рибас был произведен в вице-адмиралы и назначен главным устроителем порта и города. Основание Одессы было торжественно отмечено 22 августа 1794 года закладкой фундаментов главных зданий. Де Рибас усердно занимался строительством вверенных ему порта и города, которые строились во многом силами его гребной флотилии.
В 1797 году император Павел уволил де Рибаса с должности командующего Черноморским гребным флотом. Но, вопреки ожиданиям опалы, де Рибас был зачислен в Адмиралтейств-коллегию. В 1798 году он становится генерал-кригскомиссаром. В этой должности де Рибас занимался сокращением казенных расходов на закупку провианта и флотского имущества. В 1799 году де Рибас был произведен в полные адмиралы и назначен управляющим лесным департаментом, занимаясь заготовкой и разведением корабельных лесов. В марте 1800 года его отстранили от службы из-за злоупотреблений в лесных доходах. Однако уже в октябре де Рибас был вновь восстановлен на службе и фактически становится заместителем президента адмиралтейств-коллегии.
Есть свидетельства современников, что де Рибас был одним из активных организаторов заговора против Павла Первого и якобы даже рекомендовал заговорщикам прибегнуть к «традиционным итальянским средствам – к яду и кинжалу». Но императорские милости к де Рибасу в последний месяц его жизни могли изменить его отношение к Павлу и насторожить заговорщиков, которые опасались, что де Рибас, фактически ставший президентом адмиралтейств-коллегии и осыпанный прочими знаками расположения императора, может передумать и погубить их, выдав Павлу. Именно в это время де Рибас неожиданно тяжело заболел. Вот уже два столетия существует версия, что адмирал был отравлен вдохновителем заговора графом Паленом. Причем именно Пален неотлучно находился у постели умирающего де Рибаса, следя, чтобы тот, в беспамятстве, не выдал заговорщиков.
Де Рибас скончался в пятом часу утра 2 декабря 1800 года в чине полного адмирала, в званиях лесного министра и исправляющего должность морского министра и был похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.
Младший брат де Рибаса однорукий Эммануил, участник всех сражений гребной флотилии, осел после войны в Одессе. В истории города он остался памятен тем, что подарил Одессе участок земли, ставший первым городским садом.
* * *
Драматично сложилась судьба и одного из авторов победы на Очаковских водах Поля Джонса. Вскоре после победы отношения между Джонсом и Нассау-Зигеном окончательно испортились. В свое время принц Нассау «наследил» по всей Европе, недаром его называли «воином всех лагерей и царедворцем всех дворов». Пользуясь близостью с фельдмаршалом Потемкиным, Нассау в своей победной реляции приписал все лавры победы исключительно себе.
Неизвестно, то ли благодаря проискам Нассау-Зигена, а может, просто из-за своей несдержанности, но Поль Джонс нажил врага в лице самого Потемкина. Впрочем, думается, принц все же приложил к этой интриге свою руку. По крайней мере до нас дошло его письмо Потемкину, со следующими строками: «Как корсар, он (Поль Джонс) был знаменит, а во главе эскадры он не на своем месте…» Иначе как заурядным доносом это письмо назвать нельзя.
Затем уже и сам Потемкин отписал в столицу Екатерине: «Сей человек неспособен к начальству, неретив, а может быть, и боится турков. Притом душу имеет черную… Может быть, для корысти он отваживался, но многими судами никогда не командовал. Он нов в сем деле, команду всю запустил, ничему нет толку: не знавши языка, ни приказать, ни выслушать не может».
Звезда Поля Джонса в России начала закатываться. Говорят, что Екатерину II особенно волновали явно республиканские взгляды Поля Джонса.
По распоряжению императрицы он был отозван в Петербург: обстановка на Балтике осложнилась – Швеция объявила войну России. Флот противника вошел в Финский залив и угрожал столице. В дополнение ко всему 15 октября в море на флагманском корабле «Ростислав» неожиданно умер адмирал Грейг. Так Джонс лишился своего главного заступника. «Неожиданное известие о смерти Сэмюела Грейга, – писал Поль Джонс, – меня очень огорчило. Во-первых, я потерял друга, который к тому же был близок к императрице. Во-вторых, его смерть явилась непосредственной причиной моего отъезда с Черного моря. С сэром Сэмюелом мы не только прекрасно понимали друг друга, но и были абсолютно убеждены в необходимости нашей службы императрице… Я мог только мечтать, чтобы мои отношения с коллегами в России были такие, как с Грейгом на флоте и с Суворовым в армии».
В последний раз виделись они с Суворовым. Наступила осень. Суворов на прощанье подарил Полю бобровую шубу и подбитый горностаем доломан. Он не раз величал его Дон Жуаном, и теперь сказал: «Возьмите, Джонс, вам они подойдут, вы ведь французский кавалер. Для вашего брата Суворова годится серая солдатская шинель и забрызганные грязью сапоги. Прощайте».
Планируя по пути в Петербург заехать в Варшаву, Джонс направляется в Киев. Здесь он встречается с М.И. Кутузовым. Ставший уже известным в русской армии молодой генерал только что оправился от тяжелого ранения, полученного под Очаковым, и тоже ехал в Петербург. Его сопровождали Беннигсен и совсем еще молодой Багратион. Встреча с боевыми соратниками была неожиданной, но приятной. По предложению Кутузова решили ехать вместе. И вот после короткого отдыха в Киеве все четверо отправляются в путь. Маршрут выбрали – Минск, Двинск, Псков. Дорога зимняя – санная кибитка, резвая тройка да звонкие бубенцы. Ехали не спеша, и к вечеру 28 декабря добрались до Петербурга. Столица готовилась к встрече Нового, 1789 года. Жизнь в Петербурге шла обычным порядком, несмотря на войну. Скованные льдом корабли стояли разоруженные в своих гаванях. Адмиралу оставалось только включиться в светскую жизнь столицы.
