Не захотел сказать и не потому, что забыл, он просто не слышал критику в свой адрес. В представлении Бенвенуто им интересуется весь мир, равнодушных нет, при этом его либо любят всем сердцем, либо ненавидят до крайности. Он и сам так относился к людям и был уверен, что они ему отвечают тем же. И всегда радость и довольство он создает себе сам, а в бедах и великих страданиях виноват кто-то: либо конкретные негодяи, либо зловредная звезда; а то, что он сам под этой звездой дурит, капризничает, путается в денежных счетах и под горячую руку попросту убивает неугодных, так это все есть жажда справедливости и заслуженная кара. Такой у человека был характер.
Присланный Бандинелли мрамор оказался негодным, с трещинами, но Бенвенуто удалось сделать из него скульптуру Аполлона и Гиацинта. Герцогу нравилось смотреть, как он работает с мрамором, поэтому он приказал на время отложить Персея. Более того, он не поскупился и для реставрации Ганимеда выписал из Рима кусок греческого мрамора. Для антика были сделаны руки-ноги, а из оставшегося материала Бенвенуто создал Нарцисса. На все эти работы ушло много времени. С Ганимедом было куда больше возни, чем он ожидал, и Бенвенуто жаловался, что легче самому сделать всю скульптуру, чем реставрировать поломанную, что правда. Про все эти работы искусствоведы с некоторой грустью говорят – маньеризм.
«Маньеризм – течение в европейском искусстве XVI века, отражающее кризис гуманистической культуры Высокого Возрождения. Основным эстетическим критерием маньеризма становится не следование природе, а субъективная “внутренняя идея” художественного образа, рождающаяся в душе художника. Маньеристы искажали заложенное у мастеров Высокого Возрождения гармоничное начало, культивируя представления об эфемерности мира и шаткости человеческой судьбы, находящейся во власти иррациональных сил. Маньеризм – элитарное искусство, ярче всего он проявился в Италии. Творчество ранних маньеристов, выступивших в 20 х годах XVI века, проникнуто трагизмом и мистической экзальтацией; произведения этих мастеров отличаются острыми колористическими и светотеневыми диссонансами, усложненностью и преувеличенной экспрессивностью поз и мотивов движения, удлиненностью пропорций фигур, виртуозным рисунком, где линия, очерчивающая объем, обретает самостоятельное значение» – так говорит энциклопедия.
А вот что говорит об этих работах И.С. Кун, советский и русский философ, социолог, антрополог: «Многочисленные скульптуры Челлини на античные темы, изображающие обнаженное мужское тело, – “Меркурий”, и “Аполлон с Гиацинтом”, и “Персей с головой Медузы”, и “Нарцисс” – поражают своим изяществом, это веселая, смелая и привлекательная нагота». Манерно, по сравнению с Микеланджело – бездуховно, главное внимание отдано деталям – все правильно, но каждый зритель выбирает на свой вкус, так что можете смело любить бронзу и мраморы Бенвенуто с полным на то основанием. Нарцисс и Ганимед с орлом хранятся в Национальном музее Флоренции.
Персей с головой Медузы
Фигура Персея уже была покрыта воском и готова к отливке. Поверженная, безголовая Медуза, отлитая раньше, получилась хорошо, но герцог, волнуясь за всю композицию, а может быть, подзуживаемый завистниками, не верил в конечный результат. Фигура Персея была прекрасна, но будет ли она столь же красивой в бронзе? Герцог прямо-таки изводил Бенвенуто вопросами.
– А скажи мне, как это возможно, чтобы голова Медузы, а она значительно выше головы Персея, хорошо бы у тебя вышла?
– Ах, ваша светлость, если бы у вас было понимание этого искусства, то вы больше бы боялись за правую ступню Персея, чем за его голову. Но ступню легко можно будет поправить.
– Объясни, – с раздражением бросил герцог.
Бенвенуто с готовностью объяснял, что сделал горн собственной конструкции, в котором много хитростей, неизвестных другим мастерам, что он сделал два выхода для бронзы и голова Медузы, и голова Персея отличной получатся, потому что «естество огня в том, чтобы идти кверху, а не в том, чтобы идти книзу». А для полной гарантии, чтобы и ступня вышла хорошо, надо было делать горн много больше, а к нему линейный рукав толщиной с ногу, а он сделал рукав не толще двух пальцев и длиной шесть локтей. Но все получится хорошо, уверяю вас!
Разговор шел на повышенных тонах, герцог то злился, то насмешничал, поэтому Бенвенуто кончил свои объяснения такими словами:
«– Все великие и труднейшие работы, которые я сделал во Франции при этом удивительнейшем короле Франциске, удались потому, что этот добрый король всегда поддерживал во мне дух помощью и щедрой оплатой, у меня работало до сорока человек. По этой причине я и успел сделать там так много. Государь, поддержите меня помощью, я надеюсь довести до конца работу, которая вам понравится, а если ваша светлость принизит мой дух и не подаст мне помощи, то ни я, ни любой другой человек не сможет сделать что-либо хорошо».
Призыв остался без ответа, да и сомнительно, чтобы Бенвенуто произнес перед этим суровым, недоверчивым и тщеславным человеком эти слова. Похоже, что весь этот разговор уже не «гримасы памяти», а чистый вымысел, потому что именно в правой ступне Персея при отливке случился изъян, который Бенвенуто благополучно поправил.
Описание предыдущей сцены не более чем гарнир к предстоящему действу, еще одна прибавка к характеристике Бенвенуто. Здесь не знаешь, чем больше восхищаться, работой великого скульптора или мастерством писателя. А.К. Дживелегов пишет: «…бегство из замка Св. Ангела и отливка Персея давно считаются классическими и фигурируют чуть ли не во всех итальянских хрестоматиях. Рассказ об отливке Персея особенно хорош: живописный, нервный, словно трепещущий теми чувствами, какими кипел в тот момент Бенвенуто, словно писал он не через много лет, а сейчас же, когда еще не успела остыть ни дикая тревога, что отливка не удастся, ни такое же дикое торжество, что она увенчалась успехом».
«И так, набравшись бодрости, изо всех сил и тела, и кошелька, и те немногие деньги, что у меня оставались, я начал с того, что раздобылся несколькими кучами сосновых дров, каковые получил из бора Серристори…» Затем Бенвенуто сделал кожух, то есть одел Персея в заготовленные несколько месяцев назад глины, кожух «опоясал с великим тщанием железами» и начал на медленном огне через множество душников вытапливать воск. «И когда я кончил выводить воск, я сделал воронку вокруг моего Персея, то есть вокруг сказанной формы, из кирпичей, переплетая один поверх другого и оставляя много промежутков, где бы огонь мог легче дышать; затем я начал укладывать туда дрова, эдак ровно, и жег их два дня и две ночи непрерывно… и после того, как сказанная форма отлично обожглась, я тотчас же начал копать яму…» В приготовленную яму Бенвенуто с помощью воротов и веревок осторожно опустил свою форму. Затем «начал обкладывать ее той самой землей, которую я оттуда вынул; и по мере того, как я сам возвышал землю, я вставлял ее душники, каковые были трубочками из жженой глины, которые употребляются для водостоков и других подобных вещей. Когда я увидел, что я отлично ее укрепил… вставляя эти трубки точно в свои места, и что все мои работники точно понимали мой способ… я обратился к моему горну, каковой я велел наполнить множеством медных болванок и других бронзовых кусков; и расположив их друг на дружке тем способом, как нам указывает искусство, то есть приподнятыми, давая дорогу пламени огня, чтобы сказанный металл скорее получил свой жар и с ним расплавился и превратился в жидкость».
