– Мессир Франческо, «все люди, которые желают слыть порядочными людьми, делают дела свои так, чтобы по ним узнавалось, что это порядочные люди; а поступая наоборот, они уже не носят имени порядочных людей». О большом колоссе говорилось полтора года, а теперь вы отняли у меня работу, «каковую я заслужил своими удивительными делами». Вам же для этого понадобились только пустые слова.
– Ах, Бенвенуто, каждый делает свое дело как умеет, – благодушно ответил хозяин, Бенвенуто же «окрасился в лице и весьма изменился» от гнева, он еле сдерживался.
– Я предлагаю такой справедливый выход, – сказал он наконец. – Вы сделаете модель колосса, я тоже сделаю модель взамен моей прежней. Затем мы снесем обе модели нашему великому королю, не говоря, какая кому принадлежит. Чья работа больше понравится их величеству, тот и будет достоин работы над колоссом. Кого бы ни выбрал король, останемся друзьями. Согласны?
Нет, мессир Франческо не был согласен. Да и не умел он делать модели из воска.
– Король сам предложил мне эту работу, – сказал он строго. – Она моя, и я не хочу «поступаться своим».
На этот случай у Бенвенуто был запасной вариант.
– Раз вы не желаете избрать разумный и справедливый способ, вот вам другой – «он дурен и неприятен». Если я когда-нибудь услышу, что вы говорите что-либо о моем колоссе с королем или с кем другим, я убью вас, как собаку. Подумайте, какой путь вы хотите избрать.
Приматиччо, как сейчас говорят, «не нашелся ответом».
Второй случай «на стрелке весов» – работа над чеканом для монет – тоже не был до конца улажен. При разговоре с королем присутствовал «его совет», который настаивал: «Монеты должны делаться на французский лад, как они делались до сих пор», а Бенвенуто негодовал. Его призвали в Париж, чтобы он делал самые искусные работы, а плохо делать у него душа не стерпит. Разговор был отложен.
Вопрос с мессиром Франческо решился сам собой – не сразу, но окончательно. Приматиччо решил, что связывать с Бенвенуто себе дороже, и вышел из болезненной ситуации самым красивым и естественным образом. Он отказался от работы над колоссом, а потом и вовсе решил уехать из Франции. Он попросил короля отпустить его на время в Рим. Там он собирался сделать копии, то есть слепки, с прекрасных произведений античности для украшения Фонтенбло. Сопроводительные письма для художника были написаны в самый короткий срок, и он уехал из Франции. Бенвенуто мог беспрепятственно заниматься своим Марсом.
Любовь и суд
Второе знакомство с французским судом было не просто долгим и трудным, но и опасным, здесь на карту были поставлены уже не деньги, но сама жизнь. Но, по сути дела, это рассказ о любви, переданный Бенвенуто в собственном стиле. В замке маленький Нель жила у него вместе с матерью девушка Катерина, «каковую я держу главным образом для надобностей моих искусств… кроме того, так как я человек, я ею пользовался для моих плотских утех».
Натурщица была хороша собой, кокетлива, конечно, характер имела бойкий, а в доме полно молодых парней. Бенвенуто их аккуратно перечисляет: два подмастерья, любимец Асканио и Паголо безродный, он даже имени отца не знал, приехали с хозяином из Рима, был с ними еще один римлянин – Паголо Макарони. Этот Паголо мало понимал в искусстве, но зато хорошо владел оружием. В подмастерьях ходил также феррарец по имени Бартоломео Кьочче, и был еще Паголо Мичери – счетовод. Это был ближайший круг Бенвенуто, он их называл «мои юноши».
Паголо Мичери вел все счетные книги и получал высокое жалованье. Бенвенуто ценил его за то, что в работе он был аккуратен и еще набожен, всё четки перебирает. Этого Паголо и присмотрел Бенвенуто для особых целей.
– Дражайший брат, – сказал он ему, – я вижу, что ты честен и скромен, а потому прошу твоей помощи.
Паголо истово закивал.
– Я не очень полагаюсь на моих юношей, – продолжал Бенвенуто, – поэтому прошу тебя позаботиться в моем доме «о двух первейших вещах»: охране моего имущества и охране Катерины. Я боюсь, что она учинит мне чужого ребенка, содержать которого я не намерен. Да и сам первый поберегись. Я не знаю, что сделаю за подобное оскорбление. Право слово, если в этом доме кто-нибудь настолько смел, то, кажется мне, я убью их обоих. Если что-нибудь подобное увидишь, донеси мне.
Паголо осенил себя крестным знамением, «которое достигло от головы до ног», и поклялся исполнить волю хозяина. Именно с мерзавцем-счетоводом и поймал Бенвенуто Катерину. Двух дней не прошло с разговора, как Бенвенуто позвали в гости. Он отправился туда, взяв с собой всех своих юношей. Паголо он тоже позвал с собой, но скромный и осмотрительный юноша отказался:
– Нельзя оставлять дом без присмотра, здесь так много золота и серебра. Поезжайте, а я буду читать мои молитвы и беречь дом.
Потом он бахвалился то ли с насмешкой, то ли с испугом: «Хозяин дал гусям стеречь латук, думал, что я его не съем…» Бенвенуто вернулся домой раньше времени. По тому, как мать натурщицы закричала громким голосом: «Паголо, Катерина, хозяин приехал!» – ясно было, что дело не чисто. Вскоре явились оба, испуганные и пристыженные, они и не пытались что-то отрицать. Разъяренный Бенвенуто выхватил шпагу. Паголо сбежал, а Катерина с воплями упала на колени. Потом гнев несколько остыл, он решил не убивать негодников, а просто выгнал всех троих из дому.
Они решили отомстить. Нашли поверенного, тот дал им совет: обвините Бенвенуто в том, что он «имел общение с Катериной итальянским способом, то есть против естества». Во Франции за это жестоко карают, Бенвенуто испугается и тут же отвалит вам несколько сотен дукатов. Мать и дочь за разглашение этого «итальянского способа» потребовали с Бенвенуто 500 дукатов, тот, видя их наглость и полную нелепость обвинения, выгнал их с бранью. Тогда мать и дочь подали на Бенвенуто в суд, и «он был призван».
Вот здесь он по-настоящему испугался. Бенвенуто знал, что такое французский суд, знал, как легко найти свидетелей, которые ради денег не пожалеют и собственную мать. Первой мыслью было уехать из Франции, не хотелось опять испытывать судьбу, которая так и норовит сломать ему шею. Он уже и собираться начал, но юноши подняли крик, отговаривая его от этой затеи.
– Сколько вещей уже начато, а сколько еще осталось сделать. Где мы найдем таких заказчиков? Дождитесь, хозяин, короля, он приедет, и вы сможете оправдаться.
Король был в отъезде, воевал, кто знает, когда он вернется, но Бенвенуто решил обдумать все еще раз. Он думал и так, и эдак, пока «чья-то рука» не легла на плечо и неведомый голос (не иначе как внутренний. – Авт.) не сказал:
– Бенвенуто, поступи как всегда и не бойся!
В суд явились всей командой. Юноши были вооружены, еще пошли французские и немецкие мастера из тех, кому Бенвенуто доверял. Он решил, если дело плохо повернется, дорого отдать свою жизнь. Катерина и мать были уже там, обе в хорошем настроении. Первое, что сказал судья, увидев обвиняемого, было:
– Хотя имя тебе Бенвенуто, что значит «желанный», на этот раз тебе будет плохо. Здесь ты Нежеланный. Катерина, расскажи все, что у тебя было с этим человеком.
