Прекрасная была работа, судя по описанию, младенцев многовато, целый роддом. Кто они – ангелы или души, еще не рожденные? Впоследствии об этой работе отзывались как о подлинном шедевре. Микелетто и Помпео стояли рядом, «испуганные и неуклюжие». В заключение папа сказал:
– Я здесь вижу только одну беду, но она важна. С воском, мой Бенвенуто, работать легко, вся штука в том, чтоб сделать ее из золота.
– Всеблаженный отче, – вскричал Бенвенуто, – если я не сделаю в десять раз лучше, чем эта моя модель, то пусть будет условлено, вы мне за нее не платите!
Дерзко, конечно, но в этом весь Бенвенуто. Кто это будет мерить, в десять раз конечная работа лучше модели или, скажем, в пять. Бахвальство смешной, но безобидный порок, тем более когда знаешь, что при любом раскладе тебе будет заплачено сполна. Среди гостей папы был некий «превеликий философ», который поддержал Бенвенуто:
– От этой красивой физиономии и симметрии тела, которые я вижу у этого юноши, я жду всего того, что он говорил, и даже большего.
– Вот потому я ему и верю, – согласился папа.
Вот, наконец, Бенвенуто и написал, что он красавец, видимо, так оно и было. Почти тридцать лет, это далеко не юноша, тем более в XVI веке. Но Бенвенуто так себя воспринимал – вечно юным. Папа послал камерария за деньгами, и нашему красавцу тут же выдали 500 золотых дукатов. Сюда входили и деньги на материал, но даже с учетом этого оплата была щедрой. Обычно сильные мира сего экономили на каждой копейке, говоря языком Рима, на каждом квартино.
Через малое время папа поручил Бенвенуто еще более ответственную работу, а именно – делать чеканы для монет римского двора. Каждый папа хотел выпустить собственные деньги, Климент VII не был исключением. Бенвенуто никогда не занимался чеканом, но, не раздумывая, принял заказ. Кардинал Томмазо Кортезе, юрист и датарий папы, случившийся рядом, высказал сомнение: мол, этот молодой человек «нарочито смел» и «готов пообещать хоть новый мир» (весь земной шар по-нашему), но по силе ли ему будет сделать одновременно и застежку для ризы и чеканы?
«Папа гневно обернулся к нему и сказал, чтобы он занимался своим делом, а на меня возложил, чтоб я сделал модель большого золотого дублона, на каковом он хотел, чтобы был обнаженный Христос со связанными руками, с надписью, которая бы гласила: “Esse Homo”; и оборот, где были бы папа и император, которые бы совместно утверждали крест, каковой являл бы, что падает, с надписью: “Unus spiritus et una fides erat In eis”»
[1].
Здесь первый раз на сцене появляется скульптор Банделло (напоминаю – сын первого учителя Бенвенуто в ювелирном деле), извечный враг Бенвенуто. Когда папа объяснял тему, скульптор вдруг вмешался в разговор:
– Этим ювелирам для таких красивых вещей надо давать рисунки.
Баччо Банделло (1488—1560) пользовался вполне заслуженной славой и имел право давать советы. Он был обласкан семейством Медичи и поступил на службу к папе Льву X еще в 1515 году. Он занимался антиками и был знатоком в этом искусстве, недаром ему доверили реставрацию известной мраморной группы под названием Лаокоон, найденной в 1505 году в винограднике. Банделло не только ваятель, но и художник, он был своим человеком при папском дворе. Император Карл V в 1530 году сделал его рыцарем ордена Святого Яго. И кто для него был Бенвенуто Челлини? Выскочка, ремесленник, хвастун и вообще человек ненадежный. Конечно, Бенвенуто ему завидовал, хоть и никогда в этом не сознавался. И здесь этот Баччо, «со своим обычным самомнением, облаченным в невежество», дает ему указания. Конечно, Бенвенуто ответил подобающе:
– Я не нуждаюсь в ваших советах, но, надеюсь, в скором времени моими рисунками вашему искусству и досажу.
Папа только улыбнулся.
– Ступай, мой Бенвенуто, – сказал он, – и старайся усердно служить мне и не обращай внимания на слова этих сумасбродов.
«Сумасбродов» Бенвенуто, конечно, сочинил, но очень ему хотелось хотя бы в рукописи поставить ненавистного Банделло на место. Он сделал два чекана для золотого дублона. Затем сделал чекан для монеты ценой в два карлино. На одной стороне голова папы, на другой «Христос на море, каковой протягивает руку св. Петру» с надписью вокруг.
Папа остался очень доволен его работой. Это дало Бенвенуто возможность испросить для себя должность чеканного мастера монетного двора. А это твердый заработок и шесть золотых скудо жалованья каждый месяц. Бенвенуто пишет об этом ликуя.
С кем бы Бенвенуто ни состязался в ювелирных или в скульптурных работах, в споре или в драке, он всегда в выигрыше, а соперник посрамлен и унижен, так пишет он в своей «Жизни…». Хочу защитить моего героя от откровенной насмешки. «Тем отличен от дурня мудрец, – пишет Эразм Роттердамский, – что руководствуется разумом, а не чувствами». Нет, Бенвенуто не дурень и не обычный хвастун – он простодушен и наивен. «Одни дураки бывают вполне искренни и правдивы», – пишет тот же Эразм. Все верно, но грань между наивностью и дуростью очень размыта. А вообще-то хвастовство было в большой моде в XVI веке, как, впрочем, и сейчас, в славном XXI.
Смерть брата
Ни об одной смерти Бенвенуто не писал с такой горечью и скорбью. Когда чума забрала четырех членов семьи, он смирился, тогда стоны стояли во всех домах, это была словно и не болезнь, а бич Божий. А здесь – случай, глупость, нелепица, и любимого брата Джованни Франческо по прозвищу Чеккино дель Пифферо, отважного воина, уже нет, он ушел в никуда.
Чеккино в свое время учился военному ремеслу в школе Джованни делла Банде Неро, а теперь находился в Риме на службе у герцога Алессандро Пеннского. Брат был на хорошем счету и почитался храбрейшим, вместе с ним служило много выпускников той же школы. В роковой день Чеккино находился в мастерской у некоего Баччино дель Кроче, просто сидел после обеда на стуле и спал.
Случилось, что мимо мастерской отряд барджелло – начальника городской стражи – вел в тюрьму капитана по имени Чисти. За что был арестован этот Чисти, история умалчивает. На улице было полно солдат, которые служили вместе с братом Бенвенуто. Увидев приятелей, а среди них кондотьера дельи Строцци, арестованный крикнул ему:
– Я вам нес несколько скудо, которые занял у вас. Если хотите получить их, подойдите, пока я не унес их в тюрьму.
Может быть, никаких этих скудо и в помине не было, просто капитан надеялся на помощь товарищей, может быть, в этих словах Строцци уловил насмешку, но он не захотел сам идти за деньгами. Бенвенуто пишет, что этот Строцци, по прозвищу Каттиванца, «охоч выставлять вперед других вместо себя». Получать чужой долг пошли четверо – «некие храбрейшие молодые люди», безбородые, горячие и озорные. Среди них был и любимый ученик и воспитанник Чеккино – Бертино. Кондотьер Строцци сказал молодежи: мол, подойдите к арестованному, возьмите деньги, а если стража окажет сопротивление, можете постоять за себя, если хватит духу – разрешаю.
