– Так это сын маэстро Джованни?
Еще будучи кардиналом, папа не раз слушал игру Челлини– отца, немудрено, что и сын музыкален, потому он сказал, что хочет взять Бенвенуто к себе на службу.
– Всеблаженный отче, – ответил глава-флейтист, – я вам не поручусь, что вы его заполучите в качестве музыканта, потому что главное его художество – золотых дел мастерство и в нем он работает изумительно и извлекает из него большую прибыль, чем мог бы извлечь, играя.
Но папа стоял на своем и велел назначить Бенвенуто приличное жалованье.
– Ну, решай, – сказал Джаньякомо.
– Я подумаю до завтра, – ответил Бенвенуто.
Дома он стал думать: мол, не уведет ли его занятие музыкой в сторону от основного дела, да и хватит ли у него времени тянуть две телеги сразу – ювелирную работу и игру на корнете? Но, как всегда, в судьбу Бенвенуто вмешалось Провидение. Во сне явился плачущий отец, он умолял сына пойти в оркестр. Бенвенуто пробовал возражать, но тогда старый Джованни сказал сурово:
– Если ты этого не сделаешь, тебя постигнет отцовское проклятие, а если сделаешь, то будешь благословлен навеки.
Выбор был сделан. Бенвенуто записался в оркестр, о чем тут же написал отцу. «… от чрезмерной радости» с отцом случился припадок, он чуть не умер, а потом написал сыну, что ему приснилось почти то же самое, что и самому Бенвенуто.
Что тут правда и что выдумка? Бенвенуто всегда «на коне». Он не перестает собой восторгаться, иногда чуть-чуть иронизирует, но всегда искренне верит, что так оно и было. И ведь смотрит он на себя, двадцатилетнего, с высоты почти шестидесяти лет. А может быть, он в назидание молодежи так беззастенчиво хвалит себя: мол, будьте решительны, напористы и все получится? Во всяком случае, я очень бы порекомендовала его книгу юношам с устойчивым комплексом неполноценности.
Меж тем епископ Соломанки торопил Бенвенуто с вазой, посылал слуг проверить, успешно ли идет работа, а те зачастую не заставали Бенвенуто в мастерской, музыка действительно сжирала много времени. Через три месяца ваза была готова. Была она с такими «красивыми зверьками, листьями и машкерами, какие только можно изобразить». Луканьоло, участник соревнования, высоко оценил эту работу, теперь он понимал, что слава Бенвенуто была не случайной. Он отнес вазу епископу.
– Передай Челлини, – важно сказал тот, – я так же буду медлить с оплатой, как он тянул с работой, – и тут же пошел хвастать перед друзьями-испанцами новой прекрасной вазой.
Бенвенуто пришел в ярость и проклял всю Испанию. Он уже был уверен, что не увидит ни денег, ни своей вазы, но помог случай. Один из друзей-испанцев в отсутствие хозяина повредил тончайшую, искусно сделанную пружинку, с помощью которой ваза закрывалась крышкой. Перепуганный, он тут же послал дворецкого к мастеру – починить немедленно! Пружинка была починена, но когда взмыленный от быстрого бега служитель, видно, на нем срывали зло, явился за вазой, Бенвенуто ему сказал:
– Я не отдам тебе вазу. И передай твоему хозяину, монсеньору, что я желаю деньги за свои труды, прежде чем она выйдет из этой мастерской.
Вначале дворецкий епископа ругался и угрожал, потом, «показывая вид, что одной рукой берется за шпагу, другой намеревался и силился вломиться в мастерскую» и, наконец, почти на коленях стал умолять вернуть вазу. Бенвенуто был непреклонен.
Дворецкий ушел, выкрикивая угрозы и обещая привести к мастерской целое войско испанцев, а Бенвенуто начал чистить свою пищаль: «Если у меня отнимают мое имущество, заодно с трудами, то еще уступить им и жизнь?» Дворецкий не обманул, войско не войско, но испанцев пришло много. От лица всех он угрожал страшными карами. Бенвенуто направил на незваных гостей пищаль, в другой руке он держал зажженный факел.
– Нехристи, предатели, – кричал он, – нешто громят таким способом дома в Риме? Первого, кто подойдет к двери, уложу на месте.
На крик высыпали из домов соседи:
– Бенвенуто, стреляй в этих нехристей, а мы тебе поможем! – Подвиги испанской инквизиции были хорошо известны в Риме. «Нехристи» ушли ни с чем.
Дело приняло широкую огласку. Познакомил Бенвенуто с епископом Саламанки в свое время живописец Джанфранческо, ученик и помощник Рафаэля. Теперь он невольно принял участие в этой истории. Он пришел к Бенвенуто со словами:
– Одумайся! Епископ грозит, что если ты не отдашь вазу, то от тебя «самым большим куском останутся уши».
– А я пожалуюсь папе!
Можно было и не жаловаться. Папа и так все знал. Епископ успел показать Клименту VII прекрасную вазу, только не назвал имени мастера. Теперь оно стало ему известно, и папа откровенно веселился. Весь Рим с удовольствием и смехом ждал конца этой истории. Многие именитые граждане Рима были на стороне Бенвенуто и обещали ему свою поддержку.
Покричали, помахали оружием и успокоились. У епископа прошел гнев, у Бенвенуто страх, он вернул епископу вазу и получил сполна деньги за работу. После скандала Бенвенуто стал необычайно популярен. Заказчиками теперь у него были и папа, и важнейшие кардиналы Чибо, Ридольфи и Сальвиати (все из семьи Медичи – племянники покойного папы Льва X). Мадонна Порция уговаривала Бенвенуто открыть собственную мастерскую. Другом Бенвенуто стал гонфалоньер Рима Габриелло Чезерино, от него он тоже получил заказ – сделать большую золотую медаль с изображением Леды и лебедя. Работа очень понравилась Чезерино, и он обещал дать за нее хорошую справедливую плату, но «справедливая плата» оказалась много ниже, чем назначили цеховые оценщики. История с вазой повторилась, но с той разницей, что медаль осталась у Бенвенуто. Но теперь мелкие неудачи его не волновали. Благословение отца сбывалось, музыка открыла Бенвенуто все двери.
Работа
Здесь речь пойдет о работе Бенвенуто Челлини, а кто расскажет о ней лучше его самого? «Хоть и движимый благородной завистью, желая создать еще какое-нибудь произведение, которое настигло бы и еще превзошло произведения сказанного Луканьоло, я все же отнюдь не отстранялся от своего прекрасного ювелирного искусства; таким образом, и то и другое приносило мне большую пользу и еще большую честь, и в том и в другом я постоянно делал вещи, не похожие на чужие».
Жил тогда в Риме искусный перуджинец Лаутицио Ротелли, который занимался изготовлением печатей и, как утверждает Бенвенуто, больше ничего не умел. Такие печати были в большом ходу у кардиналов, и платили за них отлично. Величиной печати были «с руку ребенка лет двенадцати», на них обычно вырезался титул кардинала, украшенный различными фигурками – по усмотрению заказчика. Бенвенуто освоил это ремесло, в чем и преуспел.
Одновременно он занялся изготовлением чеканных медалей. Здесь его соперником стал Амброджо Фоппа, прозванный Карадоссо, блестящий медальер, некоторые его работы дошли до нашего времени. Иные медали он делал в виде пластин – паче, на которых изображались святые. Эти паче подносились пастве для поцелуя во время торжественных молебнов. Карадоссо работал замечательно, но медленно, поэтому и Бенвенуто не оставался без заказов. Золотые медальки носили тогда на шляпах, любой знатный господин или синьор желал иметь красиво украшенную медаль со своей эмблемой. Особенно ценились медали с несколькими фигурками, за такие Карадосса просил до 100 скудо за штуку.
