– Ответа нет, – развел руками Тимофей. – Женскую логику трудно понять, но выходит, Фрида знала, что похитят Еву и Лелю, поэтому безбоязненно сперла украшения.
– А я про что! – хмыкнул Зураб. – Фрида соучастница.
– Давайте на досуге поищем еще мотивы? – предложила Кристина. – Мало ли что у этих умников на уме, пока они действуют нестандартно. Зураб, ты выяснил, кто живет напротив дома папы Жало?
– Когда? – протянул тот.
– Не выясняй. А займись соседями домработницы, узнай о ней подробно, какая она, с кем дружила, с кем ссорилась. Опроси всех в подъезде и тех, кто на лавочках семечки грызет. Может, кто-то и видел преступников. А мы с Тимочкой прощупаем соседей папы Жало, ведь откуда-то они ведут наблюдение, знают о нем больше, чем ему и нам хотелось бы. И последнее: Роман.
– А что Роман? – насторожился Тимофей.
– У него с отцом неприязненные отношения, латентная война на почве бизнеса, муж вчера рассказал. Однажды Роман пообещал, что вынудит отца уйти на пенсию.
– А причина войны? – спросил Зураб.
– Ева, конечно. Вернее, женитьба отца на ней, в результате чего пострадала мать – еле выкарабкалась после сердечного приступа.
– Нет, Кристина, причина не в маме, а в деньгах, – выдвинул свою версию Тимофей. – Многие современные деточки считают себя хозяевами родителей, а все, что те имеют, своей личной собственностью. Наверное, каждый из нас сталкивался с таким фактом: одинокий родитель решает жениться. Что детки делают?
– На дыбы становятся, – сказала Кристина.
– Не просто становятся, а запрещают. Их не волнует, что родитель тяготится одиночеством, хочет скоротать старость с хорошим человеком. Они боятся, что папа или мама умрут раньше второй половины и денежки с квартирой уплывут. Наш случай из этой же серии: вдруг появляется девчонка, взявшая папу в оборот. Ева – законная жена, в случае смерти папочки часть наследства наверняка отойдет ей.
– И большая, – согласно кивнула Кристина. – Ева беременна, следовательно, ее ребенок будет иметь полное право на свою долю в состоянии папы. А если папа Жало напишет завещание и все оставит третьему ребеночку?
– Понял, куда ты клонишь, – сказал Тимофей. – Роману невыгодно, чтоб этот ребенок родился?
– Как один из вариантов, – вздохнула Кристина. – К сожалению, проблема наследства и вытекающие отсюда последствия стоят на одном из первых мест, от них и не отмахнешься. В этом случае Еве не позавидуешь: ее попросту могут убить или уже убили. Но останавливаться ни на чем не будем, только наметим версии, мы должны быть ко всему готовы. Вы исключаете маму? А она могла по тем же причинам устроить против мужа заговор, в конце концов, Виктория Яковлевна, прожив с мужем столько лет, вправе считать себя совладелицей его состояния.
– Кстати! – вспомнил Тимофей. – На раздел имущества она не подавала, при разводе удовлетворилась тем, что он ей отвалил, я узнавал.
– А имела полное право, – сказала Кристина. – Кто знает, почему она это не сделала. Может, рассчитывала, что муж опомнится и вернется, а может, у нее были далеко идущие планы заполучить все. Стоило мне произнести имена мужа и Евы, она становилась жутко агрессивной.
– Я слышал, на юбилее она открыто угрожала мужу, – поддержал ее Зураб. – Виктория Яковлевна знает, что Ева беременна?
– Я не спросила ее вчера, надо будет выяснить у папы Жало.
– Думаешь, доложил бывшей жене о беременности новой? – с сомнением произнес Тимофей. – Тогда он полное дерьмо.
– Ну, почему же, – пожала плечами Кристина. – Она устроила невероятный скандал на банкете, он мог отыграться, мол, вот какой я молодец, а ты старая развалина. Но есть и третья версия: это совершенно посторонние люди, выбравшие самый, на их взгляд, удачный способ обогащения. Поехали, забросим Зураба, потом сделаем запрос о домовладельцах напротив папы Жало.
Кристина завела мотор.
Около семи вечера выставочный зал в Союзе художников сиял огнями, по небольшим залам ходили люди разных возрастов, рассматривая картины. Подобные мероприятия никогда не начинаются вовремя, ведь ждали представителей местной власти, те, как всегда, не явились, тянуть с открытием не имело смысла. Только минут двадцать восьмого пожилой мужчина с нимбом гениальности над головой произнес длинную речь, после которой стало ясно, что выставка, где представлены исключительно женские работы, открыта.
Роман попал на середину речи, не решился сразу же подойти к Альбине. А она в безупречном брючном костюме цвета фуксии, модно причесанная, хотя стрижку преобразить наверняка сложно, улыбчивая и сияющая, его не замечала. Альбина разговаривала то с неким дедушкой, то с какими-то бабушками – ее тянули в разные стороны. Но Роман не скучал, так как он, помимо стен с полотнами, изучал и разнообразную публику. Особенно его внимание притягивала женщина в открытом вечернем платье, с облезлым песцом на плечах и неопрятной прической. Наряд был нелепым, как и ридикюль со стразами в ее руках, обтянутых красными перчатками до плеч (в тон платью), и Роман то и дело невольно принимался хихикать. Когда же на него косились, он с трудом надевал серьезную мину и отводил взгляд от «роковой» женщины.
Перед толпой выступали те, кто хотел сказать несколько ненужных слов по поводу местных талантов и живописи. Большое старание проявили бабушки интеллигентного вида, привнося дикую скуку в мероприятие, ибо речи их были длинными и непонятными (для Романа). Потом все ринулись к столу с шампанским и конфетами в коробках – в общем, фуршет небогатый. Роман пошел бродить по залам, держа за спиной букет роз и выжидая, когда освободится Альбина, вскоре она сама подошла к нему:
– Вы любите живопись?
– Нет, – ответил он и отдал букет. – Это вам. А то хожу с ним как дурак.
– Ого, – улыбнулась она, принимая огромный букет. Безусловно, Альбина была польщена, в таком количестве роз ни от кого не получала, но и озадачена: в честь чего это Роман расщедрился? – Очень красиво, спасибо. А глоток шампанского за открытие выставки?
– Во-первых, я за рулем, во-вторых, не люблю шампанское. Вы идите к столу, я подожду вас и отвезу домой, если пожелаете.
– А я тоже не люблю шампанское.
Во время мимолетной паузы, когда по неизвестным причинам возникает неловкость, Альбина коварно улыбалась, опустив нос в розы. Роман вдруг подумал, что это была глупая идея притащиться сюда, да еще с букетом, будто намек сделал: я тебе букет, а ты мне себя. Как ни парадоксально, но так и есть, он как отец: все лучшее должно принадлежать ему. Если б Роман немного раньше это понял, вряд ли примчался в храм живописи, потому что на отца походить не желал ничем. Он отвел глаза от Альбины, но уткнулся ими в женский портрет на стене – будто малевал ребенок.
– У модели тоже лицо перекошено? – спросил он.
– Думаю, нет, – рассмеялась она. – Полагаю, художница вытащила наружу то, что прячется внутри, то есть душу.
