В существующих реалиях немецкое командование прекрасно понимало, что наличие вполне сильной дивизии, какой была «30 января», на второстепенном участке фронта южнее Франкфурта-на-Одере, где не ожидалось широкой советской активности, – непозволительная роскошь. Поэтому вполне объяснимо, что 12 апреля командование 9-й армии издало приказ о выводе 32-й дивизии СС из состава V горного корпуса СС и о переводе дивизии в армейский резерв с 18 апреля. Части «30 января» должны были быть поэшелонно выведены с фронта и переброшены в тыловую зону XI танкового корпуса СС как средство для проведения контратак
[303].
Сам по себе этот приказ достаточно любопытен и показателен. С одной стороны, его смысл вполне понятен и обоснован. С другой стороны, он показывает, как сильно надеялось немецкое командование на мощь и силу своей обороны, если отводило на переброску дивизии на не такое уж и большое расстояние целых шесть дней, притом, что, как мы уже отметили, советское наступление ожидалось со дня на день. По-видимому, мысль о том, что советские войска смогут сразу прорвать немецкую оборону, в штабе 9-й армии не допускалась.
Первыми подлежали выводу с фронта части 88-го полка СС. 14 апреля они сдали участок обороны Брисков – Финкенхерд подразделениям 1237-го гренадерского полка
[304], усиленного мелкими частям Фольксштурма, подчиненным 286-й пехотной дивизии. Одновременно в район к северу от Визенау подтянулись части 87-го полка СС. Однако дальнейшие события внесли в немецкие планы существенные коррективы.
Ранним утром 14 апреля, за два дня до основного наступления, войска 1-го Белорусского фронта начали проводить разведку боем немецкой оборонительной линии «с целью уточнения истинного начертания переднего края обороны противника, системы огня и группировки его сил в обороне»
[305]. По данным Г.К. Жукова, «32 разведывательных отряда силой до стрелкового батальона в течение двух суток, 14 и 15 апреля, боем уточняли огневую систему обороны противника, его группировок, определяли сильные и наиболее уязвимые места оборонительной полосы… Разведка 14 и 15 апреля сопровождалась мощным артиллерийским огнем, в котором участвовали крупные калибры орудий»
[306].
В штабе V горного корпуса СС в Мюлльрозе уже рано утром были получены первые сообщения о сильном огне советской артиллерии по участкам фронта дивизии СС «30 января» и 286-й пехотной дивизии. В дневной сводке группы армий «Висла» говорилась: «Сегодня в утренние часы враг развернул против фронта 9-й армии давно ожидавшееся предварительное наступление»
[307].
По немецким данным, позиции 32-й дивизии СС подверглись сильному артиллерийскому обстрелу (по советским документам, артиллерийский налет продолжался 10 минут
[308]), после чего последовали шесть советских атак, каждый раз силами примерно одного батальона при поддержке десятка танков и самоходных орудий, отрядов огнеметчиков и штурмовой авиации. Наступление советской пехоты развивалось с плацдарма Аурит. Советская разведка боем имела переменный успех: если на южном участке фронта дивизии Фогельзанг – Цильтендорф все атаки противника были отбиты и передовая линия обороны была удержана, то на участке 87-го гренадерского полка СС у Визенау частям 62-го стрелкового корпуса удалось прорвать главную линию обороны и занять первую траншею. Днем, контратакой при поддержке артиллерийского огня эсэсовцы отбили траншею обратно. Упорные бои шли до ночи; в конце концов, прорвавшиеся советские войска удалось отсечь и оттеснить назад. При этом было уничтожено одно советское самоходное орудие.
В журнале боевых действий 1-го Белорусского фронта эти события были описаны следующим образом: «62-й стрелковый корпус – двумя отрядами, силой стрелковый батальон в 07:30 после 10-минутного артиллерийского налета вел разведку боем в направлении отметки 42,0 и южнее Визенау. Преодолевая упорное огневое сопротивление противника, разведотряды заняли его первую траншею. В 15:00 противник контратакой силой до роты пехоты при поддержке массированного огня артиллерии и минометов оттеснил роту 362-й стрелковой дивизии в исходное положение»
[309].
Гренадеры в обороне
Атаки на участке 286-й пехотной дивизии, в особенности на ее южном фланге, примыкающем к позициям эсэсовцев (а такие места стыков всегда очень опасны), также были отбиты, хотя избежать вклинений во фронт обороны не удалось. На этом участке, по советским данным, немцы задействовали танки и самоходные орудия. Принадлежность этой бронетехники определить не удалось, это вполне могли быть самоходки из 32-го противотанкового дивизиона СС (хотя никаких свидетельств, подтверждающих это, не имеется) или же, скорее всего, корпусные танковые части, укомплектованные итальянской бронетехникой. Хотя в этом случае можно взять на вооружение и мысль российского историка К.М. Александрова о том, что не всегда указанные в советских документах случаи использования немцами бронетехники были достоверными
[310].
Интересно заметить, что, согласно немецким документам, при отражении этой советской разведки боем артиллерия V горного корпуса СС израсходовала 400 % расчетных норм легких снарядов (всего было израсходовано 1860 таких снаряда) и 97 % расчетной нормы тяжелых снарядов (232 снаряда), плюс 355 дымовых снаряда. Впрочем, такая постановка вопроса вызвала глубокие сомнения у ветерана 32-го артиллерийского полка СС Хорста Вильке. Он вспоминал, что артиллерийские наблюдатели полка часто не могли вызвать заградительный огонь артиллерии, поскольку корпус не давал на это разрешения. Вывод Вильке прост: «Командиры блефовали, чтобы сэкономить побольше снарядов». По этому поводу историк В. Тике осторожно заметил, что «вполне возможно, что в вышеприведенном донесении упоминались намного более высокие цифры расхода боеприпасов, и, по всей видимости, это был не единичный случай»
[311]. Здесь же еще раз отметим, что в советских отчетах огонь немецкой артиллерии и минометов назван «массированным».
