Он решил позвонить Саре. Дома еще только светало, но казалось важным услышать ее голос. Мэйкон снял трубку телефона, стоявшего на комоде. Мертвая тишина. Он постучал по рычагам. Начинается. Мэйкон запер номер и спустился в вестибюль.
В старинной телефонной будке, деревянной, очень изящной, имелось обитое красной кожей сиденье. Сгорбившись, Мэйкон слушал далекие гудки.
– Алло? – сказала Сара.
– Сара!
– Кто это?
– Мэйкон.
– Мэйкон? – Секунду она соображала. – Ты где? Что случилось?
– Ничего не случилось. Просто захотелось с тобой поговорить.
– Что? Который час?
– Я понимаю, еще очень рано, извини, что разбудил, но я хотел услышать твой голос.
– В трубке что-то трещит, – сказала Сара.
– У меня не трещит.
– Тебя плохо слышно.
– Звонок-то международный. Как там погода?
– Как там – кто?
– Погода! Солнечная?
– Не знаю. Жалюзи спущены. По-моему, еще не рассвело.
– Сегодня садом займешься?
– Чем?
– Садом!
– Пока еще не знаю. Зависит от погоды.
– Жаль, меня там нет. Помог бы тебе.
– Ты же терпеть не можешь копаться в саду!
– Да, но…
– Мэйкон, с тобой все хорошо?
– Да, прекрасно.
– Как прошел полет?
– А, полет, да как-то, сам не знаю, я так зачитался, что ничего не заметил.
– Зачитался? – Сара помолчала. – Наверное, у тебя синдром смены часовых поясов.
– Да, наверное.
Яичница-глазунья, яичница-болтунья, яйцо-пашот, омлет. На ходу Мэйкон делал пометки в путеводителе. К кафе «У Билли» не приближался. Удивительно, записал он, как французы внимательны к приготовлению своих блюд и насколько безалаберны в их подаче. В ресторанном окне жмурилась черная кошка. Она как будто злорадствовала – мол, я у себя дома, нечего тут.
В витринах, устланных мятым бархатом, массивные золотые цепи и часы не толще покерной фишки. Женщины одеты как для сцены: замысловатые прически, броский макияж, удивительного кроя брюки, которым нет дела до человеческой анатомии. Старухи в девчачьих оборках, белых колготках и туфлях-плетенках. Мэйкон спустился в метро и демонстративно бросил использованный билет в контейнер с маркировкой БУМАГА. Он уже собрался ожечь взглядом прочих пассажиров, бросавших билеты на пол, и тут ему показалось, что в толпе мелькнуло бледное лицо Мюриэл, но, видимо, он обознался.
К вечеру Мэйкон, совершенно обезножевший, вернулся в гостиницу и рухнул на кровать. Не прошло и двух минут, как к нему постучали. Мэйкон застонал, поднялся и открыл дверь. На пороге стояла Мюриэл с охапкой одежды.
– Смотри, чего я накупила! – Она протиснулась в номер, свалила обновки на кровать и одну за другой стала показывать блестящую черную накидку, бриджи, пышное красное вечернее платье в сеточку, расшитое разнокалиберными стекляшками, похожими на велосипедные отражатели.
– Ты рехнулась? – опешил Мэйкон. – Сколько же все это стоит?
– Пустяки! Ну, почти пустяки. Я нашла такое местечко! Дедушка всех распродаж! Прям целый город! За завтраком мне рассказала о нем одна француженка. Я похвалила ее шляпку, и она сказала, где ее купила. Туда я добралась подземкой, твоя книжка очень пригодилась. Чего там только нет! Даже инструменты и всякие штуковины, старые аккумуляторы, электрические пробки… Скажешь – слишком дорого, и тебе сразу скинут цену. Я приглядела кожаное пальто, умираю хочу такое, но не сторговалась, мужик просил за него тридцать пять франков.
– Куда дешевле-то? – изумился Мэйкон. – Тридцать пять франков – это около четырех долларов.
– Правда? А я думала, франк равен доллару.
– Да нет же.
– Ну тогда я все получила, считай, задаром. Пожалуй, завтра опять туда сгоняю.
– А как ты повезешь такую кучу вещей?
– Что-нибудь придумаю. Давай я отнесу их к себе и мы пойдем поужинаем.
Мэйкон напрягся.
– Нет, я не могу.
– Да что такого-то? Я твоя соотечественница. Мы случайно встретились в Париже. Нельзя вместе перекусить, что ли?
В ее изложении все выглядело очень просто.
Они пошли в «Бургер Кинг» на Елисейских Полях. Та к и так Мэйкон собирался проверить эту закусочную. Взяли два воппера.
– Осторожнее, – предупредил Мэйкон, – здесь совсем другие вопперы. Лучше соскрести излишек пикулей и лука.
Однако французский вариант гамбургера Мюриэл понравился. На жестком табурете она сидела рядом с Мэйконом и, касаясь его плечом, облизывала пальцы. Все это вдруг показалось нереальным.
– Кто приглядывает за Александром? – спросил Мэйкон.
– Ой, там куча народу.
– Куча? Надеюсь, ты его не сбагрила кому ни попадя? В этом возрасте ребенок может натворить что угодно…
– Успокойся. Все хорошо. До вечера он с Клэр, потом приходит Бернис и кормит его ужином, а если у Клэр свидание с Генералом, с ним сидят двойняшки, но когда они заняты, Генерал соглашается…
Перед глазами возникла Синглтон-стрит во всей ее суматошной красе.
После ужина Мюриэл предложила прогуляться, но Мэйкон сказал, что устал. Он и впрямь изнемог. Они вернулись в отель.
– Можно я у тебя посижу? – в лифте спросила Мюриэл. – Мой телик показывает один снег.
– Лучше давай распрощаемся.
– Что, нельзя составить тебе компанию?
– Нет, Мюриэл.
– Делать ничего не будем.
Лифт остановился на третьем этаже.
– Войди в мое положение, Мюриэл, – сказал Мэйкон. – Мы с ней женаты бог знает сколько. Наш брак почти что твой ровесник. Мне уже не стать другим. Понимаешь?
Она молча смотрела на него. Весь макияж ее сошел, она казалась юной, печальной и беззащитной.
– Спокойной ночи, – сказал Мэйкон.
Он вышел в коридор, дверь лифта закрылась.
Мэйкон сразу лег в постель, но уснуть не смог и в конце концов включил телевизор. Шел дублированный американский вестерн. Поджарые ковбои бойко стрекотали по-французски. Череда несчастий: торнадо, индейцы, засуха, обезумевшее стадо. Но герой влезал во все передряги. Мэйкон давно заметил, что во всех приключенческих фильмах мораль одна: упорство вознаграждается. Хотелось бы хоть раз увидеть героя вроде себя – не капитулянта, но того, кто смотрит фактам в лицо и изящно сдается, когда упираться рогом бессмысленно.
Мэйкон выключил телевизор. Но еще долго ворочался, прежде чем уснул.
