Мэйкон снял трубку и набрал номер:
– Мюриэл?
– Что? – тускло ответила она.
– Это Мэйкон.
– Я поняла.
Пауза.
– Э-э… пчелы уже вылетели.
– И что?
– Я подумал, ты, может, этого не знаешь. В смысле, лето как-то незаметно подкралось, так оно всегда, и я забеспокоился, помнишь ли ты об уколах Александру.
– По-твоему, я сама с этим не разберусь? – проскрипела Мюриэл.
– А, ну ладно.
– Ты меня за дуру держишь, что ли? Которая ничего не смыслит, что ли?
– Да нет, я просто, понимаешь…
– Ах, какой ты молодец! Смылся, даже не простившись с ребенком, а теперь названиваешь и учишь, как мне о нем заботиться!
– Я только хотел…
– Давай, давай, учи! Скажи, что макароны – несбалансированное питание, потом наплюй на мальчика и наберись наглости позвонить мне и сообщить, что я негодная мать!
– Погоди, Мюриэл…
– Доминик умер, – бухнула она.
– Что?
– Хотя тебе все равно. Умер он.
Казалось, комнату окутало тишиной.
– Доминик Сэддлер?
– Была его очередь на машину, он поехал в Кокисвилл на вечеринку, а на обратном пути влетел в отбойник.
– О господи.
– У девчонки, что с ним ехала, ни царапины.
– Но он же… – Мэйкон все еще не мог поверить.
– Он умер мгновенно.
– Боже мой.
Возникла картинка: Доминик и Александр сидят на диване, Доминик вертит в руках банку полировочного воска.
– Ждешь жутких подробностей? – спросила Мюриэл. – Машину починят. Выправить передок – и полный порядок.
Мэйкон оперся головой о руку.
– Ладно, мне пора на панихиду, побуду с миссис Сэддлер.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет, – злобно отрезала Мюриэл. – Чем ты можешь помочь?
– Ну, скажем, посидеть с Александром.
– С ним есть кому посидеть.
В дверь позвонили, залаял Эдвард. Мэйкон слышал, как он беснуется в прихожей.
– Ладно, прощаюсь, – сказала Мюриэл. – К тебе, похоже, пришли.
– Ничего, подождут.
– Возвращайся в свою жизнь, не буду мешать. Пока.
Она дала отбой, но Мэйкон все держал трубку возле уха.
В прихожей он дважды топнул и приказал псу лежать. Эдвард повиновался, однако шерсть на загривке дыбилась. Мэйкон открыл дверь, на пороге стоял парень с планшеткой.
– «Современные товары для дома», – сказал он.
– А, доставка.
Пока сгружали диван, Мэйкон закрыл Эдварда в кухне и вернулся в прихожую. Парень и его напарник, чуть постарше, с татуировкой на предплечье, тащили диван к дому. Мэйкон вспомнил мускулистые жилистые руки Доминика Сэддлера, копавшегося в моторе. Первый парень, безусый юнец, на ходу постоянно сплевывал, второй чертыхнулся, споткнувшись о порог.
Когда они водрузили диван на место, Мэйкон поблагодарил и дал им по пять долларов.
Оставшись один, он сел на затянутый в полиэтилен диван. Потер ладони о колени. В кухне гавкал Эдвард. Неслышно вошла Хелен, замерла, оглядывая диван, потом с обиженным видом прошла дальше. Мэйкон так и сидел.
Когда убили Итана, полицейские попросили опознать тело. Наверное, матери, сказали они, лучше подождать снаружи. Хорошо, сказала Сара, я подожду. В коридоре она села в штампованное бежевое кресло. Потом взглянула на Мэйкона и спросила:
– Ты сможешь?
– Да, – сказал он спокойно. Он держался, только дышалось с трудом, легким как будто не хватало воздуха.
Служитель провел его в морг. Все выглядело не так уж страшно – кто-то подложил под голову Итана свернутое полотенце, скрывшее рану. И потом, это был не Итан. Не настоящий Итан. Удивительно, как вдруг стало ясно, что со смертью человека на виду остается лишь малая его часть. Мэйкон видел просто пустую оболочку, отдаленно похожую на Итана – такая же ложбинка над верхней губой, такой же вихор. Возникло ощущение, что ты уперся в глухую стену и всем своим существом молишь о невозможном: пожалуйста, вернись обратно. Наконец Мэйкон произнес:
– Да, это мой сын.
Потом он вышел к Саре и кивнул. Она встала, обняла его. Позже в номере мотеля Сара спросила, что он увидел.
– Ничего такого, милая, – сказал Мэйкон.
Сара не отставала: на лице его боль? Страх?
– Нет, совсем ничего. Давай я сделаю тебе чай.
– Я не хочу чаю, я хочу знать! Ты что-то скрываешь?
Казалось, она его в чем-то винит. В последующие дни впечатление это окрепло – он был точно гонец с дурными вестями, ведь только он видел Итана мертвым. Ты как ледышка, говорила Сара, в морге ты был чудовищно спокоен. Дважды она заводила разговор о том, что Мэйкон мог перепутать Итана с похожим мальчиком. Там был вовсе не Итан. Наверное, кто-то другой умер. Надо было ей самой удостовериться. Она же мать, она-то знает своего ребенка, не то что Мэйкон.
– Сара, хватит, – сказал он. – Я расскажу обо всем, что видел. Он был очень бледный и неподвижный. Невероятно неподвижный. Глаза закрыты. Нигде ни крови, ни чего-нибудь страшного, просто ощущение… тщетности. В смысле, я думал: а ради чего все? Руки его лежали вдоль боков, и я вспомнил, как прошлой весной он начал заниматься штангой. Я подумал: вот так все заканчивается? Тягаешь штангу, глотаешь витамины, качаешься, а потом – ничего?
Он был не готов к ее отклику.
– Что ты хочешь сказать? – взвилась Сара. – Все равно умрем, так зачем вообще жить? Ты об этом?
– Нет…
– Лучше сэкономить силы?
– Да нет, погоди…
Сейчас, вспоминая тот разговор, он пришел к мысли, что люди и впрямь могут истощиться – друг друга вычерпать до дна, один в другом больше не нуждаться и даже, наверное, друг другу навредить. Кто ты есть – важнее того, любишь ли ты женщину, с которой живешь.
Бог его знает, сколько он так просидел.
Все это время Эдвард безумолчно лаял, а теперь впал в истерику. Видимо, кто-то постучал. Мэйкон прошел к двери и на крыльце увидел Джулиана с папкой.
– А, это ты, – сказал он.
– Чего он так лает?
– Не бойся, он закрыт в кухне. Входи.
Мэйкон распахнул сетчатую дверь, Джулиан ступил в прихожую.
– Я решил завезти материалы по Парижу, – сказал он.
– Понятно, – ответил Мэйкон, заподозрив, что причина визита в другом. Видимо, его поторопят с канадским путеводителем. – А я как раз шлифую заключение. – Он провел Джулиана в гостиную и поспешно добавил: – Кое-где есть шероховатости, еще бы чуток времени…
