– К твоему сведению, я сам не такой уж подарок. Так сказать, бракованный товар. Если уж на то пошло, кто-нибудь должен остеречь ее от меня.
– Неправда. Полная чушь. Знаешь, я представляю, как родичи поздравляют ее с удачным уловом.
– Да с каким уловом!
– Ей нужна опора. Любая, – сказал Чарлз. – И потому ей всякий сгодится. Господи, как она изъясняется! «Делов-то!» Живет в трущобе, одевается как мешочница, а у мальчишки ее явно глисты или…
– Чарлз, заткнись на хрен!
Чарлз смолк.
Они уже въехали в район Мюриэл. Миновали фабрику канцтоваров, ограда которой напоминала спутанные матрасные пружины. Чарлз свернул не туда.
– Ага, где же это… – бормотал он.
Мэйкон не стал подсказывать.
– Я правильно еду? Или нет? Чего-то я как-то…
До Синглтон-стрит было всего два коротких квартала, но Мэйкон хотел, чтобы Чарлз плутал вечно.
– Желаю удачи, – сказал он, открыл дверцу и выскочил из машины.
– Мэйкон!
Мэйкон махнул рукой и нырнул в проулок.
Свобода! Ослепительно сверкают сугробы, ребятишки съезжают на санках и телевизионных тарелках. Вокруг веселые парни с лопатами. А вот и дом Мюриэл, он все еще в снегу и весь пропах оладьями, в кухне уютно устроилась женская компания. Пьют какао. Бернис заплетает косы Клэр. Александр рисует. Мюриэл чмокнула Мэйкона в щеку и взвизгнула – ой, холодная!
– Иди сюда, грейся, – позвала она. – Выпей какао. Посмотри, что нарисовал Александр. Нравится? Во дает, а? Прям Винчи, да?..
– Леонардо, – поправил Мэйкон.
– А?
– Надо говорить «Леонардо», боже ты мой!
Он пошел наверх переодеться в сухое.
Глава пятнадцатая
– Извините, что я такой толстый, – сказал сосед.
– О… э-э… мм… – пробормотал Мэйкон.
– Конечно, я вылезаю за границы своего места. Думаете, я этого не понимаю? Всякий раз прошу стюардессу принести удлинитель ремня. Поднос с обедом держу на коленях, потому что столик не может открыться. Мне бы надо покупать два посадочных места, но я не богач. А так купил бы два билета и не стеснял бы соседей.
– Вы меня ничуть не стесняете, – сказал Мэйкон.
Вообще-то он весь извернулся, выставив колени в проход, и сновавшие стюардессы всякий раз юбками перелистывали страницы «Мисс Макинтош». Но отчаяние на пухлом младенческом лице, покрытом испариной, его невольно растрогало.
– Лукас Лумис меня кличут. – Толстяк протянул руку.
– Мэйкон Лири. – Мэйкон пожал ладонь, напоминавшую опару.
– Вот же дурь-то: поездки – моя работа, – сказал Лукас Лумис.
– Даже так?
– Я продаю программное обеспечение. Бывает, летаю шесть раз в неделю.
– Да уж, в самолетах не слишком просторно, – кивнул Мэйкон.
– А вы чем занимаетесь, мистер Лири?
– Пишу путеводители.
– Правда? Какие?
– Для бизнесменов. Наверное, как раз для таких, как вы.
– «Случайный турист»! – воскликнул мистер Лумис.
– Ну да.
– Точно? Угадал? Это ж надо! Вот, гляньте. – Лукас ухватился за лацкан на столь необъятной груди, что руки казались слишком короткими. – Серый костюм. По вашей рекомендации. Сгодится на все случаи жизни. – Он показал на сумку в ногах: – Весь мой багаж. Ручная кладь. Смена белья, чистая рубашка, пачка стирального порошка.
– Что ж, прекрасно, – сказал Мэйкон. Такого с ним еще не бывало.
– Вы мой герой! Вы стопроцентно облегчили мои поездки. Именно вы подсказали, как превратить эластичный бинт в бельевую веревку.
– Да, его найдешь в любой аптеке.
– Я больше не полагаюсь на гостиничные прачечные, отпала нужда слоняться по улицам. Я говорю жене, спросите у нее, если не верите, я ей говорю: со «Случайным туристом», говорю, путешествуешь точно в коконе. Смотри не забудь, говорю, положить его в сумку.
– Очень приятно это слышать, – сказал Мэйкон.
– Бывало, укачу аж в Орегон, но будто не выходил из дома.
– Прекрасно.
Помолчали.
– Знаете, с недавних пор у меня возникли кое-какие сомнения, – сказал Мэйкон.
Мистер Лумис развернулся к нему всем корпусом, словно был в парке с капюшоном.
– Я вот о чем, – продолжил Мэйкон. – Только что я проехал по Западному побережью. Мы обновляем американское издание. Конечно, там я бывал и раньше, Лос-Анджелес и все такое, господи, эти места знакомы с детства, но в Сан-Франциско я оказался впервые. Издатель решил добавить его в путеводитель. Вы бывали в Сан-Франциско?
– Там мы сели в самолет, – напомнил мистер Лумис.
– Бесспорно, Сан-Франциско… э-э… чудесный город.
Мистер Лумис задумался.
– Конечно, и Балтимор прекрасен, – поспешно сказал Мэйкон. – С ним ничто не сравнится! Но, понимаете, Сан-Франциско поразил… я даже не знаю…
– Сам-то я родился и вырос в Балтиморе, – сказал мистер Лумис. – И ни на что его не променяю.
– Конечно, конечно. Я просто хочу сказать…
– Хоть озолоти меня.
– Совершенно с вами согласен.
– Вы сами-то балтиморец?
– Да, конечно.
– Балтимор – лучший город на свете.
– Спору нет, – сказал Мэйкон.
Но мысленным взором он видел Сан-Франциско, маячивший в дымке, точно Изумрудный город; Сан-Франциско, раскинувшийся на холмах столь высоких и крутых, что на улицах слышна песнь ветра.
Из Балтимора Мэйкон уезжал в промозглый день (самолет рулил по обледенелым дорожкам), а вернулся, хоть отсутствовал совсем недолго, в весну. Сияло солнце, зазеленели деревья. Еще было зябко, но Мэйкон ехал с открытыми окнами. Ветерок пах в точности как игристое «Вувре» – цветочный аромат с оттенком нафталиновых шариков.
На Синглтон-стрит, на пятачках каменистой земли перед подвальными окнами, проклюнулись крокусы. Трепетали половики и постельные покрывала, вывешенные на задних дворах. Объявился целый сонм младенцев, чинно восседавших в колясках, которые катили их мамочки или обе бабушки. Тротуары заполонили старики на раскладных стульях и в инвалидных креслах; на углах кучками стояли, засунув руки в карманы, мужчины в нарочито небрежных позах – видимо, безработные, выбравшиеся из сумрачных гостиных, где всю зиму просидели перед телевизором. Слышались обрывки их разговоров:
– Как оно ничего, старина?
– Помаленьку.
– Что поделываешь?
– Да ничего особенного.
