– Я знаю, о чем ты, наверное, думаешь. – Мюриэл разула сына. – Мол, этой Мюриэл сгодится любой, кто в штанах. Угадала?
Мэйкон промолчал, боясь разбудить Александра.
– Я знаю, знаю! – Мюриэл подоткнула одеяло. Выключила свет. Вместе с Мэйконом вышла из комнаты. – Но все было иначе, клянусь. Конечно, такая мысль мелькала, ведь он не женатый. Чего уж душой-то кривить? Я мать-одиночка, ращу ребенка. Еле свожу концы с концами. Да, я прикидывала такой вариант!
– Я понимаю, – мягко сказал Мэйкон.
– Но все было совсем не так, как она это подала. – Мюриэл моталась за ним по гостиной. Он сел на диван, она плюхнулась рядом, так и не сняв пальто. – Ты не останешься?
– Ну если ты не слишком притомилась.
Мюриэл откинула голову на диванную спинку:
– Я в том смысле, что ты меня, наверное, бросишь. Больше не придешь вообще.
– С чего вдруг я тебя брошу?
– Учитывая, в каком свете меня выставили.
– В нормальном свете.
– Правда?
Когда она уставала, кожа на ее лице как будто натягивалась. Мюриэл прижала пальцы к глазам.
– Прошлое Рождество стало первым без Итана, – сказал Мэйкон. – Очень тяжко нам дался тот праздник.
С ней он часто говорил о сыне. Ему нравилось вслух произносить его имя.
– Мы не знали, как встречать его в одиночестве. Я себе говорил: ведь как-то мы его отмечали, когда Итан еще не родился. Но, по правде, я даже не помнил, как это было. Казалось, Итан всегда был с нами; когда ты стал отцом, невозможно представить себя бездетным. Я подметил: вспоминаю свое детство, и мне кажется, что Итан был уже и тогда. Только вроде как еще невидимый. Ну вот. Я решил, что надо завалить Сару подарками, и в канун Рождества в универмаге Хуцлера накупил всякой всячины – полки, вешалки и прочее. А Сара ударилась в другую крайность. Вообще ничего не купила. И вот мы сидим, каждый думает, что поступил неправильно, но и другой, мол, тоже напортачил. Как-то так. Ужасное было Рождество. – Он отвел прядь со лба Мюриэл. – Нынешнее получилось лучше.
Она открыла глаза, секунду-другую его разглядывала. Потом полезла в карман и что-то достала, пряча в ладони, как детский секретик.
– Это тебе.
– Мне?
– На память.
Фотография, украденная из семейного альбома: малышка Мюриэл выбирается из надувного бассейна.
Наверное, ей хотелось предстать перед ним в своем лучшем облике. И это ей удалось. Но красота ее была не в локонах под Ширли Темпл. А в ее неистовстве – в горящем колючем взгляде решительно сощуренных глаз и упрямо выставленном подбородке. Мэйкон ее поблагодарил. И сказал, что сохранит этот снимок навеки.
Глава четырнадцатая
Теперь они, можно сказать, жили вместе. Мэйкон оставался каждую ночь, давал деньги на продукты и квартплату. В ванной на полке примостились его бритва и помазок, в шкафу костюмы его втиснулись меж ее платьев. Но произошло это не одним днем, а постепенно, шаг за шагом. Сначала были долгие рождественские каникулы, когда Александр оставался дома один. Так почему не посидеть с ним, если уж здесь заночевал? И почему не привезти пишущую машинку, не поработать за кухонным столом? Почему не поужинать, а потом улечься в постель?
Но если уж нужна точная дата переезда, это, наверное, произошло в тот день, когда Мэйкон привез Эдварда. Он только что вернулся из изнурительной молниеносной поездки по пяти южным городам, в которых было ничуть не теплее, чем в Балтиморе, и заглянул к Розе проведать свое зверье. Кошка в полном порядке, доложила сестра, перекрикивая визг Эдварда, обезумевшего от радости и облегчения, скорее всего, даже не заметила отсутствия хозяина. А вот Эдвард…
– Целыми днями сидел в прихожей и смотрел на дверь, – сказала Роза. – Голову этак склонит и прислушивается к шагам.
Это все и решило. Мэйкон привез Эдварда на Синглтон-стрит.
– Ты не против, Мюриэл? – спросил он. – Пусть поживет денек-другой, ладно? Может, Александр обойдется без уколов, а?
– Обойдусь, – заявил Александр. – Мне плохо от кошек, не от собак.
Мюриэл радости не выказала, но согласилась попробовать.
Тем временем Эдвард как угорелый носился по дому, обнюхивая углы и мебель. А потом сел перед Мюриэл и ухмыльнулся. Он смахивал на влюбленного в учительницу ученика, у которого наконец-то сбылись все его дерзкие мечты.
Поначалу Эдварда попытались обособить в закутке, но безуспешно. Пес ходил хвостом за Мэйконом и, кроме того, тотчас проникся интересом к Александру. За неимением мячика он приносил к его ногам всякие мелкие предметы и, отступив, смотрел выжидательно.
– Он хочет поиграть, – объяснил Мэйкон.
Александр по-девчоночьи, из-за головы, метнул спичечный коробок, Эдвард кинулся за добычей, а Мэйкон себе пометил: завтра же купить мячик и обучить парня правильному броску.
Потом Александр и Эдвард устроились на диване: первый смотрел телевизор, второй, свернувшись орешком кешью, дремал с выражением полного блаженства на морде. Мальчик обнял пса и зарылся лицом в его холку.
– Осторожнее, – сказал Мэйкон. Он понятия не имел, что делать, если вдруг Александр начнет задыхаться. Но ничего, обошлось. Лишь к вечеру у парня, как всегда, заложило нос.
Мэйкон надеялся, Александр не знает, что они с Мюриэл спят вместе.
– Это просто смешно, – говорила Мюриэл. – Где ж тогда ты ночуешь – в гостиной на диване, что ли?
– Возможно, – отвечал Мэйкон. – Наверняка у него есть какое-то объяснение. Или нет никакого. Короче, было бы неверно огорошить его правдой. Пусть думает что хочет.
Поэтому утром он вставал и одевался, пока все еще спали. Затем готовил завтрак и будил Александра:
– Семь часов! Пора просыпаться! Давай буди маму.
Как выяснилось, раньше Александр сам вставал и собирался в школу, а Мюриэл и не думала просыпаться. Порой она даже не видела, как он уходит. Это что-то невообразимое, считал Мэйкон. Теперь он готовил обильный завтрак и требовал, чтобы Мюриэл вместе с ними садилась за стол. Та отнекивалась – мол, от завтрака у нее тяжесть в животе. «И у меня тяжесть», – подхватывал Александр. Но Мэйкон был непреклонен.
– Девяносто восемь процентов всех отличников по утрам едят яичницу, а девяносто девять процентов пьют молоко, – на ходу сочинял он и, сняв фартук, садился к столу. – Ты слушаешь, Александр?
– От молока меня вырвет.
– Не выдумывай.
– Мам, скажи ему!
– Вырвет, – хмуро подтверждала Мюриэл. К завтраку она выходила в длинном шелковом халате и сидела сгорбившись, подперев рукой подбородок. – Там какие-то ферменты. – Мюриэл зевала. Волосы ее, после перманента наконец-то отросшие, напоминали ребристую заколку-невидимку.
