Она села на диван и вытянула ногу. Та к и этак ею повертела. На лодыжке чулок морщил.
– Ну что там Эдвард?
– Лежит, – ответил Мэйкон.
– Скоро он будет лежать по три часа кряду.
– По три часа?
– Легко.
– Не слишком ли сурово?
– По-моему, вы обещали не заводить подобных разговоров.
– Да. Виноват.
– Может, завтра он уляжется сам.
– Вы думаете?
– Если работать. И не сдаваться. И не размякать. – Мюриэл подошла к Мэйкону. Потрепала его по плечу: – Ладно, ничего. Мне нравятся мягкосердые мужчины.
Мэйкон попятился. И чуть не наступил на Эдварда.
Приближался День благодарения, и семейство Лири, как обычно, дискутировало о праздничном обеде. Дело в том, что никто из них не любил индейку. Однако было бы неправильно подать на стол что-нибудь иное, говорила Роза. Как-то это нехорошо. Братья напомнили, что ей придется подняться в пять утра, чтобы поставить индейку в духовку. Так мне придется, не вам, парировала Роза. Вам-то никакого беспокойства.
Наконец сошлись на индейке, и тут выяснилось, что у Розы есть свой тайный интерес: возможно, она пригласит Джулиана Эджа. Бедняжка Джулиан, вздыхала Роза, здесь у него никого из родни, и праздники он отмечает с соседями, такими же одиночками, которые что-нибудь приносят к столу. В прошлом году их праздничный обед состоял из вегетарианской пасты-кассероль, козьего сыра в виноградных листьях и пирожков с киви. Угостить Джулиана нормальной домашней едой – это меньшее, что можно для него сделать.
– Что? – Мэйкон изобразил удивление и недовольство, но вообще-то был не особо удивлен. Джулиан явно что-то затевал. Но вот что? Всякий раз, как нарумяненная Роза в своем лучшем платье появлялась на лестнице и просила запереть Эдварда в кладовке, поскольку сейчас заедет Джулиан и куда-то там ее поведет, Мэйкона так и подмывало «случайно» выпустить пса. Он старался встретить Джулиана в дверях, окидывал его долгим многозначительным взглядом и лишь потом звал Розу. Но Джулиан держался серьезно, без тени насмешки. С Розой он был почтителен и чуть ли не робок, когда выйдя из дома, предлагал ей руку кренделем. Или в том и крылась насмешка? Балаган под названием «Роза Лири». Мэйкону все это очень не нравилось.
Потом выяснилось, что на праздник приедут дети Портера. Обычно они приезжали на Рождество, но в этом году решили иначе из-за каких-то осложнений с дедом и бабкой со стороны отчима. Вот и хорошо, сказала Роза, что у нас будет индейка. Дети так привержены традициям.
– Все вместе помолимся о милости Божьей… – распевала Роза, раскатывая тесто для пирожков с тыквой.
Мэйкон оторвал взгляд от стопки украденных меню, которые раскладывал на кухонном столе. Радость в Розином голосе настораживала. Вдруг сестра витает в каких-нибудь несбыточных мечтах, типа романа с Джулианом? Но в своем длинном белом фартуке Роза выглядела такой обыкновенной и благоразумной. Вылитая Эмили Дикинсон. Та ведь тоже пекла пирожки племянникам и племянницам? Нет, беспокоиться, конечно, не о чем.
– Я не говорила, что сына моего зовут Александром? – спросила Мюриэл. – Я его так назвала, потому что имя это, по-моему, благородное такое. Ох, непросто он мне достался. Еще когда я его вынашивала, что-то пошло наперекосяк, и его до срока из меня вынули, сделали кесарево, и теперь я не могу иметь детей. Он был такой малюсенький, даже на человека не похож, больше на новорожденного головастого котенка, его почти сразу надолго отрядили в инкубатор, он там чуть не помер. Норман спрашивает: когда оно будет похоже на других младенцев? Он всегда называл Александра «оно». Я-то пригляделась. В смысле, очень скоро мне стало казаться, что ребенок таким и должен быть, и я целыми днями околачивалась в его палате, а Норман к нему и близко не подходил, мол, духу не хватает на такое смотреть.
Эдвард заскулил. Он уже почти не лежал – привстал на задние лапы, передними уперся в ковер. Но Мюриэл и бровью не повела.
– Как-нибудь надо свести вас с Александром, – сказала она.
– Я… э-э… – опешил Мэйкон.
– Он мало общается с мужчинами.
– Да, но…
– Ему надо чаще видеть мужчин, брать пример мужского поведения. Можем втроем сходить в кино. Вы ходите в кино?
– Нет, – честно сказал Мэйкон. – Сто лет уже не был. Я вообще не люблю кино. Уж слишком много крупных планов.
– Тогда можно пойти в «Макдоналдс».
– Ну это вряд ли.
Детей Портера ждали вечером накануне Дня благодарения, они ехали на машине, поскольку Дэнни, старший сын, только что получил водительские права. Ребята должны были уже приехать, и Портер себе места не находил, безостановочно расхаживая по комнате.
– У Джун мозги неведомо где! – возмущался он. – Еще нет недели, как шестнадцатилетний подросток получил права, а она позволяет ему самостоятельно ехать аж из Вашингтона. С двумя маленькими сестрами! Я не понимаю, чем она думает!
Как нарочно, дети опоздали почти на час. Когда наконец показались фары их машины, Портер, всех опередив, пулей выскочил из дома.
– Почему задержались? – крикнул он.
С наигранной небрежностью, позевывая и потягиваясь, Дэнни выбрался из машины и осмотрел колеса и лишь потом, словно спохватившись, поздоровался с отцом. Темноволосый в мать, ростом он был с Портера, только очень худой. Следом за ним появилась четырнадцатилетняя Сьюзан; сейчас Итан, всего на несколько месяцев младше, был бы ее ровесником. К счастью, Сьюзан, розовощекая, в шапке темных кудрей, ничуть не походила на покойного кузена. Нынче она была в джинсах, альпинистских ботинках и модном у молодежи пуховике, в котором всякий выглядит неповоротливой кулемой. Последней вылезла Либерти. «Вот уж имечко!» – каждый раз думал Мэйкон. Имя это сочинила ее взбалмошная матушка, которая восемь с половиной лет назад, еще не зная, что она на втором месяце, сбежала от Портера к хиппи, торговавшему стереоаппаратурой. Самое смешное, Либерти больше всех походила на Портера – прямые светлые волосы, точеные черты.
– Дэнни заблудился, – сердито сказала она, оправляя коротенькое приталенное пальто. – Дурак набитый.
Либерти расцеловалась с отцом, теткой и дядьями, а вот Сьюзан прошла мимо них с таким видом, словно уже выросла из телячьих нежностей.
– Ой, как здорово! – сказала Роза. – Замечательный у нас будет праздник, верно?
В руках она комкала передник, сдерживаясь, чтобы не кинуться к Дэнни, который лениво прошествовал в дом. Мэйкон огляделся: на улице остались только они, четверо взрослых, в сумерках казавшиеся бледно-серыми призраками. Немолодые холостяки, истосковавшиеся по юным родичам.
Чтобы порадовать детей, к ужину купили пиццу на вынос, но Мэйкону не давал покоя запах жареной индейки. Сперва он подумал, ему мнится. Но потом увидел, что и Дэнни принюхивается.
