– Понятно. – Мэйкон решил, что догадался, из-за чего сыр-бор. – Мы тоже ловим каждое твое слово.
– Пусть так, – кивнул дед, – однако я хочу посетить этот остров, прежде чем его испоганят.
Мэйкон помолчал. Затем прошел к книжному шкафу и выбрал том из дедовой энциклопедии в выцветших коричневых переплетах.
– Дай сюда! – Дед протянул обе руки, жадно схватил книгу и стал листать страницы. Пахнуло плесенью. – Ласки… – бормотал он, – Лассаль, Лассо… – Дед опустил книгу и нахмурился. – Нету… – Он вновь стал искать. – Лассаль, Лассо…
Он выглядел смущенным, почти испуганным. Лицо его вмиг обвисло – в последнее время Мэйкон уже не раз подмечал эту странную метаморфозу.
– Не понимаю, – прошептал дед. – Не понимаю.
– Наверное, тебе приснилось, – сказал Мэйкон. – Бывают такие сны, где все как наяву.
– Это не сон, Мэйкон. Я знаю этот остров. Я же купил билет. На двенадцатое июня.
У Мэйкона по спине пробежали мурашки.
Потом дед возомнил себя изобретателем и рассказывал о разных проектах, над которыми, по его словам, работал в подвале. Облачившись в костюм, безупречно белую рубашку и черные туфли, надраенные до зеркального блеска, он усаживался в красное кожаное кресло и, аккуратно сложив руки на коленях, возвещал о создании мотоцикла, способного тащить плуг. Он всерьез рассуждал о коленчатых валах и шплинтах, и Мэйкон, хоть донельзя расстроенный, чуть не прыскал от смеха, представляя этакого ангела ада в кожаных сапогах, вспахивающего пшеничное поле.
– Вот сглажу кое-какие шероховатости – и сколочу состояние, – говорил дед. – Мы разбогатеем.
Похоже, он себя считал бедняком, зарабатывающим на хлеб насущный. Не нужен ли кому радиоприемник на колесиках, по пятам следующий за хозяином, плавающий телефон и машина, подъезжающая по зову владельца? Понимающий человек за это отвалит кучу денег, верно?
Однажды все июньское утро дед сидел на террасе, выравнивая стрелки на брюках, а затем объявил: он вывел новый вид цветов, которые закрываются, учуяв слезы.
– От флористов не будет отбою, – заверил дед. – Вообразите сногсшибательный эффект на похоронах!
Потом он задумал скрестить базилик с помидором. Производители соуса для спагетти, говорил дед, меня озолотят.
Когда внуки разъехались, а жена умерла, дед остался на попечении Розы. Братья о ней беспокоились. Старались заглядывать как можно чаще.
– Слушайте, не надо этого, – говорила Роза.
– Чего не надо? – притворно удивлялись братья. – О чем ты?
– Если вы зачастили из-за деда, это лишнее. Мы с ним прекрасно справляемся. Он просто счастлив.
– Неужели?
– Да, ей-богу, счастлив, – повторяла Роза. – Он живет полной и, честное слово, невероятно интересной жизнью. Могу поспорить, даже в юности он ею так не наслаждался.
Братья ее поняли. Мэйкон даже слегка завидовал старику и позже сокрушался, что дедово счастье длилось так недолго. Вскоре дед стал бессвязно бормотать, потом замолк и лишь невидяще смотрел перед собой, а затем и вовсе умер.
В среду под утро Мэйкону приснилось, что дед Лири его растолкал и спрашивает, куда подевался кернер.
– Чего ты пристал? – сказал Мэйкон. – Не брал я твой кернер.
– Ох, Мэйкон, – печально вздохнул дед. – Неужто не понимаешь, что я о другом?
– Это о чем же?
– Ты потерял жизненный стержень, Мэйкон.
– Я знаю, – сказал Мэйкон и тут чуть в стороне увидел светловолосую голову Итана, ростом почти догнавшего деда.
– Да не о том я. – Старик нетерпеливо отмахнулся и подошел к комоду. (В этом сне Мэйкон лежал не на террасе, а в своей бывшей детской на втором этаже; там стоял комод, с которого Роза давно уж свинтила граненые стеклянные ручки, приспособив их под миски для своих кукол.) – Я говорю о Саре. – Дед взял щетку для волос. – Где она?
– Сара меня бросила, дедушка.
– Из нас она самая лучшая! – сказал дед. – Ты, парень, так и будешь киснуть в этом старом доме? Пора уж отсюда сваливать. Долго ты собираешься сидеть сиднем?
Мэйкон открыл глаза. Еще не рассвело. Терраса виделась как сквозь промокашку.
Казалось, дед еще не совсем исчез. Мэйкон напрочь забыл его манеру нетерпеливо отмахиваться, во сне жест этот возник сам собою. Но дед Лири никогда не сказал бы того, что говорил в сновидении. Сара ему, в общем-то, нравилась, но всех невесток он, похоже, считал чужачками и на свадьбах внуков сидел с таким выражением, мол, ладно уж, ничего не попишешь. Никакую женщину он не назвал бы «стержнем». Разве что, вдруг подумал Мэйкон, свою собственную жену, бабушку Лири. А ведь и правда: тотчас после ее смерти у деда ум зашел за разум.
До рассвета Мэйкон лежал без сна. На душе полегчало, когда в доме зашевелились его обитатели. Потом Мэйкон встал, побрился-оделся и отправил Эдварда за газетой. Когда Роза спустилась в кухню, он уже варил кофе.
– Ты не перепутал утренние зерна с вечерними? – встревожилась сестра.
– Не перепутал, – успокоил ее Мэйкон. – Всё под контролем.
Роза порхала по кухне – раздернула шторы, достала ножи-вилки, открыла яичную упаковку.
– Ну вот, сегодня тебе снимут гипс, – сказала она.
– Похоже, так.
– И после обеда ты уедешь в Нью-Йорк.
– Угу… – промямлил Мэйкон и спросил, не нужен ли ей купон на ветчину, который он углядел в газете.
– Ты же нынче едешь? – не отставала Роза.
– Ну да.
Дело в том, что Мэйкон уезжал, не пристроив Эдварда. В старую гостиницу пса не пустят, а в новой была эта Мюриэл… Мэйкон считал, что Эдварду лучше остаться дома, в семье. Роза, конечно, воспротивится. Мэйкон затаил дыхание, но сестра, напевая «Клементину», стала разбивать яйца в сковородку.
В девять часов в медкабинете на Сейнт-Пол-стрит маленькой урчащей электропилой врач срезал гипс. На свет божий явилась нога, мертвенно бледная, сморщенная, страшная. Когда Мэйкон встал, лодыжка завихляла. Он все еще хромал. И вдобавок забыл взять нормальные брюки, а посему был вынужден в одной штанине прощеголять мимо очереди пациентов, выставив напоказ свою неприглядную ногу. Мэйкон уже сомневался, что когда-нибудь обретет прежний, неискалеченный вид.
По дороге домой Роза наконец-то спросила, куда он денет Эдварда.
– Да никуда. – Мэйкон наиграл удивление. – С тобой оставлю.
– Со мной? Но он же неуправляемый, ты это отлично знаешь!
– Так ведь ненадолго, ничего страшного. Завтра к вечеру я вернусь. Если что, запри его в кладовке. Раз-другой подкинь ему корма, а там и я приеду.
– Мне это совсем не нравится, – нахмурилась Роза.
– Его бесят гости. Но ты вроде бы никого не ждешь.
