РВС армии просит сделать указания о степени правильности отношения к происшедшему военсовета 12 дивизии и испрашивает о немедленной присылке инструкций на будущее время о порядке и характере сношений с изъявляющими желание перехода на нашу сторону частями казачьих войск. Реввоенсовет Вестник, Базилевич»
[29].
Переговоры осложнялись радикальными изменениями в казачьей политике.
В конце 1918 г. у командования и политического руководства Южного фронта сложилось мнение, что «по станицам и хуторам Донской области почва для Советов весьма благоприятная и прочная»
[30]. 20 декабря Донское бюро РКП(б) докладывало в ЦК: «…контрреволюция будет взорвана изнутри, и eе место займет страстно ожидаемая народными массами Советская власть». Донбюро предупреждало, что массы эти боятся лишь одного: «повторения тех неладов, безответственных выступлений, хаотического хозяйничания всяких проходимцев, что имело широкое место на Дону». Соответственно предупреждались воинские части. «27/1—19 (от) имени Реввоенсовета и политотдела армии циркулярно приказываю всем политработникам принять категорические меры (по) устранению при занятии территории Дона явлений, влекущих недовольство населения советвластью: массового террора, незаконных реквизиций, вообще бесцельных насилий. Завполитотделарм 9 Поволоцкий»
[31].
Даже вышедшая впоследствии в белогвардейской газете статья под броским названием «Зверства большевиков» вынуждена была признать: «Первые эшелоны красных войск вели себя удовлетворительно»
[32].
Следует учесть, что внешнее и внутреннее положение Советской Республики в январе 1919 г. изменилось. Стремительное продвижение советских войск на запад и юг (их даже называли «2-м триумфальным шествием Советской власти»), всплеск повстанческого движения на территории, оставляемой германской оккупационной армией, пробудили надежду на скорейшую победу и перенос военных действий в Европу. И тут только остатки казаков цеплялись за сапоги победоносной Красной Армии…
24 января 1919 г. Оргбюро ЦК издало директиву об отношении к казачеству. Директива предписывала «беспощадный массовый террор» к казакам, принимавшим «прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью»
[33]. Против среднего казачества (директива старалась выдерживать классовый подход) предлагалось применять меры, гарантирующие от каких-либо попыток нового выступления против Советской власти, конфисковать и свезти на ссыпные пункты все излишки хлеба, в станицах разоружить всех казаков, оружие выдавать лишь надежным людям из иногородних, уравнять казаков и иногородних в распределении земли, оказывать всяческую помощь переселенцам-беднякам. «Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания»
[34].
Принята директива была «под влиянием отдельных членов ЦК, которые в конце 1918 – начале 1919 г. побывали на юге страны»
[35]. Свою роль, видимо, сыграли и доклады Донбюро РКП (б) о настроении масс, «алчущих теперь восстановления Советской власти»
[36], так как на обострение классовой борьбы можно было пойти лишь в условиях, максимально благоприятных для этого. Конкретной подписи под директивой («Циркулярным письмом») не было, но Организационным бюро ЦК РКП (б) в то время руководил Я.М. Свердлов.
Согласно большевистской логике, это циркулярное письмо имело еще одну функцию – расслоение казачества. В статье «Ценные признания Питирима Сорокина» В.И. Ленин говорил о том, что начался переход части мелкобуржуазных масс на сторону пролетариата, но переход этот – неизбежное следствие дальнейшего расслоения этих масс. «…Часть перейдет на нашу сторону, часть останется нейтральной, часть сознательно присоединится к монархистам-кадетам…»
[37]. Чтобы середняцкие массы казачества начали переход на сторону пролетариата, их необходимо было расколоть. Так же как колебания и расслоение средних слоев подталкивает крайние общественные группировки к активным действиям, так и обострение классовой борьбы между крайними группировками является радикальным способом расслоения промежуточных слоев.
Говоря по-простому, террор должен был сплотить идейных и бескомпромиссных противников большевиков (а таковых всегда меньшинство) и запугать большинство, которое, спасая свою жизнь, переметнулось бы под большевистские знамена.
Выход директивы совпал с переговорами верхне-донцов с частями Красной Армии. Когда в штаб 12-й дивизии явился проторенной дорогой посланец 28-го полка Бабаев с постановление Вёшенского станичного сбора от 18 (5) января, смысл директивы еще не был известен на Южном фронте. Посылая донесение о переговорах с 28-м полком, член РВС фронта И.И. Ходоровский одновременно сообщил: «Директиву ЦК о линии поведения по отношению к казачеству не получили… Дорог каждый момент, прошу немедленно ответить запиской по проводу. Ходоровский». Ответ: «Высылаю с Мехоношиным, выезжающим завтра. Свердлов»
[38].
Ответ запоздал и практического значения для казаков Вёшенской станицы уже не имел. События развивались быстрее, чем можно было ожидать.
Слухи о мирных переговорах в Казанской, об их условиях, о намерении красных перейти границу будоражили весь округ. Чтобы отстоять неприкосновенность границ, нужна была военная сила, а остатки полков таяли, как снег под солнцем. Части низовых казаков стремились уйти с территории Верхне-Донского округа домой, подальше от греха, укрыться на родной земле. Меньшинство фронтовиков из бедноты яростно выступило за признание советской власти, за мир на любых условиях. Большинство затягивало переговоры, искало несуществующий компромисс и потихоньку разбредалось по домам, прятало оружие.
27 января командарм 8-й армии Тухачевский приказал начдиву 12-й дивизии занять Казанскую, не ожидая переговоров с казаками. Однако стронуть с места местных красноармейцев, вкусивших прелестей мирной дипломатии, было нелегко. 28 января одновременно собрались сборы в Казанской и Мигулинской станицах. Было объявлено, что красные перейдут границу и будут наступать по казачьей территории. В Мигулинской на сборе объявили, что красные уже заняли пограничные казачьи хутора Казанской станицы, нарушили соглашение. Фронтовики отмалчивались, выжидали. Беженцы из хутора Шумилина стращали станичников поголовными грабежами и насилиями, какие якобы претерпели в родном хуторе от красных. «Вы забыли, небось, Тираспольский отряд. А красные не забыли… Они вам напомнят!» – кричал Дрынкин. Вновь забурлила Мигулинская. Угроза подействовала. Сбор вынес постановление защищать родную станицу совместно с Мигулинским полком до последней капли крови. Лишь 22 казака, вконец разругавшись с остальными, оседлали коней и уехали навстречу красным – сдаваться. По дороге смущение стало одолевать и их. И наконец, в районе хутора Дударевского они были разоружены красным разъездом.
