— И впрямь, — смущённо икнув, опомнился он. — Чегой-то повело меня… Ровно и не своим языком с вами разговаривал, простите, Христа ради!
— Бог простит, ежели о службе прямой не забудешь. Ты его зачем звал, Никитушка?
— Хотел попросить проконтролировать развешивание на воротах в город новых картин Саввы Новичкова. Они могут помочь в плане визуального давления на психику шамаханской конницы.
— Слыхал? Вот и иди, стрелец-молодец, исполняй приказание! А не то… сам знаешь… вдругорядь не проквакаешься!
Еремеев мигом поклонился, нахлобучил шапку и, открыв дверь лбом, бросился из горницы. В сенях раздался грохот и сдержанный мат.
Минутой позже чисто умытый, в новой рубахе, расчёсанный до прилизанности Митя важно поднялся к царице наверх проводить «психологический тренинг». Следы вчерашних побоев заживали на нём как на собаке…
— Тоже дело срочное, — объяснил я Яге. — Надеюсь, нам удастся до начала боевых действий вернуть Гороху жену. В конце концов, они оба погорячились, и короткая разлука наверняка пойдёт на пользу обоим. Обновит чувства, так сказать…
— Добро, — согласилась моя домохозяйка. — Ты, девка, помоги-ка Назиму порядок в доме навести, а мы покуда с участковым прогуляемся под ручку, тут недалече…
Пока бабка собиралась, кутаясь потеплее (всё-таки осень на дворе, хоть и ранняя), я вышел во двор. Еремеевские стрельцы у ворот привычно собирали в специальную корзинку прошения, жалобы и заявления. Большинство этих бумажек мы впоследствии успешно использовали на растопку, но иногда попадалось что-то и по существу. В любом случае читал я их все! Это и работа, и развлечение, и прицел на дальнюю перспективу — когда-нибудь я соберу большую подборку особо выдающихся «перлов» местных литературных талантов, а потом издам где-нибудь в церковной типографии. Думаю, раскупаться будет, как пирожки с вязигой на Великий пост.
За этими коммерческими планами меня и застал главный поставщик заявлений — дьяк Филимон Груздев. Спрятаться я не успел, и пришлось выслушивать…
— А вот и доброго тебе здоровьечка, батюшка сыскной воевода! Хранитель ты наш, спаситель да от всякого зла защита и опора! Дай хоть ноги твои натруженные обойму, облобызаю обувь начищенную, потом уж и к устам сахарным…
— Что надо, гражданин? — Я спрятался за спины стрельцов, их наш перевоспитанный скандалист ещё как-то где-то побаивался.
— Прошение имею. К государю нашему любезному на службу вернуться хочу! Ведь ждёт он меня, ненаглядный, точно ждёт… Как вспомню о нём, так сердечко ретивое и тоскует и томится-а! По очам его соколиным, по речам его царственным, по ухваточкам молодецким, по щёчкам румяным, по устам сахарн…
— Так в чём проблема-то?! Возвращайтесь, ради бога, кто вас тут держит!
— Дак ведь бояре нежные не пускают! — возопил праведно дьяк, по-прежнему не имея возможности выговорить ни одного грубого слова. — Порицанию нечеловеколюбивому через кола оседлание предать обещалися! Ужо посодействуй, отец и благодетель! Ужо похлопочи, а я тя за то хоть в груди белые, хоть в уста сахарные, хоть в…
Мне удалось выскользнуть за ворота, стрельцы придержали ретивость Филимона Митрофановича, да, впрочем, он и сам не рискнул бы высунуть нос на улицу днём. Мстительные бояре всерьёз вознамерились поквитаться с предателем, а в закон об охране жизни свидетелей гражданин Груздев у нас пока не вписывался. Да и чем мы вообще, в сущности, могли быть ему обязаны?! Тем, что как прыщ в ермолке выскакивает на каждом нашем расследовании, так что даже в деревне на каникулах от него продыху не было…
— Никитушка, ты чегой-то грозный такой? Али съел чё неудобоваримое… — Из калиточки неспешно вышла Яга.
Я неопределённо дёрнул уголком рта, мол, так, мелочи, не стоит обращать внимания. Не жаловаться же ей на дьяка, что с него, переколдованного, теперь взять…
* * *
Мы пошли по окраинным улочкам, в обход базара и особо людных мест. Должен признать, к чести лукошкинцев, что никакой паники или хотя бы явной тревоги по поводу наступающих шамаханов нигде заметно не было. Народ занимался повседневными делами, даже жалоб на «невезение» стало гораздо меньше. То ли попривыкли, то ли просто решили не обращать внимания, исходя из чисто русского фатализма — если долго не везёт в мелочах, то потом точно повезёт по-крупному!
Яга в это наверняка не верила, но у неё и своих колдовских заморочек на все случаи жизни хватает. Я первое время долго привыкал к тому, что нельзя плевать через правое плечо, надевать первым левый сапог, поднимать найденную монетку, качать ногой, свистеть в доме, стряхивать воду после умывания, зевать с кем-нибудь одновременно, класть ключи на стол, вертеть в руках фуражку, брать деньги вечером и самое странное — сидеть на дверном пороге…
Всё бабка отвадила, от наиболее злостных привычек даже подзатыльниками. Последние, конечно, не при свидетелях, а так вполне обходились уговорами и объяснениями. Как, надеюсь, обойдёмся и сейчас…
— Кхм… — прокашлявшись, начал я. — Мне кажется или мы специально выбрали такой маршрут, где с нами не может случиться ничего чрезмерно неприятного?
— Не искушай судьбу, участковый, — рассеянно пробормотала наша эксперт-криминалистка. — Кой в чём ты и прав: Лихо сейчас в толпе людской себя проявлять будет, да на складах оружейных, да в погребах с запасами зерновыми, а за нами двумя, глядишь, и не уследит…
— Вы хотели сообщить мне нечто важное?
— Он энто, Никитушка.
— Один?! Я так и зн…
— Вот тока орать-то зачем на всю ивановскую? — укоризненно прикрикнула на меня Баба-яга. — Сверилась я с книгами старыми, погадала на картах египетских, по всем раскладам так и выходит, что прав был ты. И много чего разного правда твоя по капельке к портрету преступному Лиха добавляет.
— То есть теперь мы можем его задержать?
— Про то не ведаю.
— Почему?
— А по кочану! Нет у него слабых мест — никак не ухватишь, не укусишь, — развела руками бабка. — Покуда он богом был, хоть и могучим, да ранимым, шансы были. А теперича от него образ один невнятный, одноглазый… как ему руки за спину завернёшь да в острог посадишь?
— Но навредить он нам по-прежнему может? — Я уже начинал заводиться. По моему (!) городу нагло разгуливает недобитый анахронизм, ходячий отголосок дохристианских суеверий, и целое отделение милиции ничего не может с этим поделать! Абсурд какой-то…
— А на девку твою он точно запал, — с улыбкой продолжала добивать моя всезнающая бабуля. — Я ить такие дела нюхом чую. Олёнка-то тебя любит, и поводу для ухажёрства она охальнику энтому ничем не давала. Уж тут ты мне, старой, на слово поверь…
— Так с чего тогда?
— Ну, видать, она ему кого напомнила, может, супружницу, может, дочку, может…
— Валькирию, — предположил я. — Были у них там такие красивые всадницы на крылатых лошадях, Разъезжали по полю битвы, собирали наиболее храбрых мертвецов и увозили в царство Одина, где души умерших проводили время в пирах и застольных мордобоях.
