– Ты по-прежнему считаешь меня уродом? – спрашивает Кам. – Я все так же отвратителен тебе?
Риса хочет ответить правдиво, но не может подобрать подходящие слова. Он принимает ее молчание за нежелание обидеть его и опускает глаза.
– Понятно.
– Нет, – говорит Риса. – Я не считаю тебя уродом. К тебе просто нельзя подходить с обычной меркой. Это все равно, что пытаться решить: женщина на картине Пикассо прекрасна или уродлива? Вывод не делаешь, но не смотреть не можешь.
Кам улыбается.
– Ты сравниваешь меня с произведением искусства. Мне это нравится.
– Ну, вообще-то, Пикассо мне безразличен.
Кам смеется, и Риса невольно заражается его весельем.
* * *
В усадьбе над обрывом есть сад, полный искусно подстриженных изгородей и экзотических цветов.
Рису, выросшую в бетонных стенах городского приюта, нельзя назвать любительницей зелени, но как только ей разрешили выходить в сад, она стала наведываться сюда каждый день, хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя узницей. Она еще не привыкла к тому, что снова может ходить, и потому каждый шаг по аллеям сада для нее подарок.
Однако сегодня она натыкается здесь на Роберту – та готовит съемку видеоролика. Вместе с ней здесь и операторы с камерами, а прямо посреди центральной поляны торчит не что иное, как старое инвалидное кресло Рисы. Его вид вызывает у девушки прилив эмоций, в которых она не сразу разбирается.
– Что здесь происходит? – спрашивает она, впрочем, не совсем уверенная, что хочет это знать.
– Ты встала на ноги уже почти неделю назад, – поясняет Роберта. – Пора тебе приступить к тому, о чем мы договаривались.
– Благодарю вас, вы очень удачно подобрали слова. Я сразу почувствовала себя проституткой.
Кажется, Роберта сейчас вскипит, но она быстро берет себя в руки.
– Я вовсе ничего такого не имела в виду. У тебя талант все перекручивать. – Она подает Рисе лист бумаги. – Здесь твое выступление. Сейчас ты запишешь ролик для социальной рекламы.
Риса не может сдержаться и хохочет:
– Я появлюсь на телевидении?!
– И в газетах, и в Сети. Это первый этап наших планов относительно тебя.
– Да что вы? А какие еще этапы?
Роберта скалит зубы.
– Придет время – узнаешь.
Риса читает написанное на листе, и у нее сосет под ложечкой.
– Если тебе трудно выучить это, мы заготовили карточки-подсказки, – говорит Роберта.
Риса читает текст дважды, чтобы убедиться: глаза ее не обманывают.
– Нет! Нет и нет! Я не буду это читать, и вы меня не заставите! – Она комкает бумагу и бросает себе под ноги.
Роберта, не теряя самообладания, раскрывает папку и протягивает ей другой листок.
– Пора бы тебе запомнить, что у нас всегда есть копии.
Риса отказывается взять бумагу.
– Как вы смеете?
– Не корчи из себя оскорбленную добродетель. Там нет ни слова неправды.
– Дело не в словах. Дело в том, что между строк!
Роберта пожимает плечами.
– Неважно, что люди прочтут между строк. Здесь одна правда. Она услышат то, что ты скажешь, а выводы пусть делают сами.
– Не дурачьте меня, Роберта. Я не так глупа и наивна.
Выражение лица Роберты резко меняется, будто с него спадает маска. Время уговоров и маневров кончилось. В голосе женщины звенит лед:
– Ты будешь делать то, что мы потребуем! Или ты забыла наш договор?
Это угроза, завуалированная, словно прикрытая тончайшим шелком. И тут раздается голос:
– Какой договор?
Обе поворачиваются и видят идущего по аллее Кама. Роберта обжигает Рису предостерегающим взглядом, и та молча опускает глаза.
– Касающийся ее позвоночника, какой же еще? – объясняет Роберта. – В обмен на чрезвычайно дорогой трансплантат и операцию, проведенную по последнему слову хирургии, Риса согласилась стать частью большой семьи «Граждан за прогресс». Каждый член семьи должен исполнять свою роль. – Она снова протягивает Рисе листок с текстом. Девушка понимает: выбора у нее нет. Она переводит взгляд на людей с камерой, затем обратно на Роберту.
– Вы хотите, чтобы я встала около кресла? – спрашивает она.
– Нет, ты будешь в нем сидеть, – отвечает та. – А потом, на середине текста, поднимешься. Так будет эффектнее, не правда ли?
Социальная реклама
«Меня парализовало после террористического акта, совершенного Хлопками в заготовительном лагере «Веселый Дровосек». Я ненавидела саму идею разборки, но внезапно оказалась в отчаянном положении. Понадобилась медицинская помощь. Без разборки неоткуда было бы взять новый позвоночник. Без разборки я вынуждена была бы сидеть в этом кресле до конца своих дней. Я была сиротой на попечении государства. Я была беглянкой. Я была калекой. Но теперь я – ни то, ни другое, ни третье. Меня зовут Риса Сирота, и разборка изменила мою жизнь».
Спонсор рекламы: «Борцы за здоровье нации»
Риса всегда считала себя человеком, способным выжить в любой ситуации. Она успешно плавала в предательских водах Государственного приюта № 23 штата Огайо до того самого дня, когда попала под бюджетный нож и была отправлена на разборку. Потом стала беглянкой, но выжила и в бегах, а затем прошла заготовительный лагерь и сумела не погибнуть даже в сокрушительном взрыве Хлопков. Ее сила заключалась в остром уме и способности к адаптации.
К чему ей теперь адаптироваться?
К не очень громкой славе; к жизни в комфорте; к умному и обаятельному парню, который влюблен в нее по уши… и к отторжению всего, во что она когда-то верила. К сделке с совестью.
Риса сидит в уютном шезлонге во дворе усадьбы над обрывом, любуется тропическим закатом и пытается привести в порядок мысли, вернуть покой рассудку. О душу Рисы бьется мощная, безжалостная волна, подобная тем, что обрушиваются сейчас на берег, напоминая ей, что даже самые величественные горы не могут сопротивляться эрозии и неизбежно уступают морю. Она не знает, как долго сможет выдерживать этот напор, да и надо ли его выдерживать.
Этим утром у нее брали интервью для выпуска новостей. Она пыталась отвечать на вопросы предельно правдиво. Да, для нее поддержка разборки – это необходимость, однако никто, кроме нее самой и Роберты, не знает, откуда возникла эта необходимость. Но как бы Риса ни старалась, она произносит такое, что сама не может поверить, как подобные фразы могут слетать с ее губ. «Разборка – это наименьшее из зол». Неужели какая-то часть ее поверила этому? Постоянное манипулирование сознанием привело к тому, что ее внутренний компас крутится как ошалелый, и Риса боится, что ей больше никогда не удастся найти север.
