– Э-э… господин участковый?!
…Опаньки, откуда ни возьмись выкатился директор труппы, отвешивая мне полный достоинства поклон.
– Чем обязан… э-э… счастью лицезреть?
– А вот это вы мне расскажете. – Я выразительно показал взглядом на всё ещё дымящиеся следы разрушений. Иногда нападение куда эффективнее защиты.
Чёрные глаза хозяина цирка забегали по сторонам…
– Я думаю, если… э-э… господин участковый позволит, мы могли бы продолжить нашу беседу в другом… э-э… месте.
– Отчего же, все улики здесь и налицо.
Труссарди явственно вздрогнул, но тем не менее вежливым жестом попросил следовать за собой. Бояться было нечего, я знал, что он в курсе наличия шестерых стрельцов, ожидающих меня на улице. Ну а вдруг гражданин просто решил сделать чистосердечное признание? Мало ли что взбредёт в голову преступнику, не все они законченные злодеи… Почему же в таком случае я загодя назвал этого типа преступником, было неясно даже мне самому. Но вы бы видели его лицо, прямо-таки лоснящееся от всех пороков и страстей, – такой точно хоть в чём-нибудь да виноват! Мы прошли мимо ящиков с реквизитом, пыльных занавесей, клетки с медведем, флегматичной козы куда-то дальше, в отгороженный досками закуток.
– У вас довольно скромный кабинет.
– Цирк никогда не приносит… э-э… слишком больших денег. Даже соревнования по борьбе не собирают прежних аншлагов, а в вашей стране…
– Слишком много своих силачей? – угадал я.
– Увы, – грустно улыбнулся господин Труссарди. – Но все же мы прекрасно понимаем необходимость… э-э… поддержки городских стражей порядка. Вы не откажете… вот… не сочтите взяткой… От всей души на… э-э… развитие русской милиции!
– Сожалею, но ничем, кроме взятки, счесть не могу. Мы находимся на полном довольствии у государя. К тому же наша сотрудница, как мне кажется, причинила вам некоторые неудобства?
В ответ директор изобразил столь явное недоумение, что я ему едва не поверил. Короче, не то чтобы какие-то претензии – наоборот, они тут готовы приплатить, лишь бы наша бабушка ходила на все представления! Такого успеха, как сегодня, цирк не знал со дня торжественного открытия в пригороде Мюнхена…
Поначалу всё было тихо и пристойно, до той роковой поры, пока на арену не вышел фокусник. До него Яга вела себя крайне доброжелательно, ни во что не вмешивалась, никуда не высовывалась, а клоунам даже сострадательно всхлипнула. Ну, тут я её понимаю, если кто с Митькой в одной команде работал, тому клоунские репризы смешными уже не кажутся. Неужели я начинаю скучать по этому разгильдяю? Прошу прощения, отвлёкся…
Итак, проблемы начались, когда появившийся иллюзионист торжественно объявил почтеннейшей публике, что сейчас будут показаны «настоящие чудеса»! Бабка заинтересованно сощурилась и подалась вперёд. Еремеев первым почуял признаки надвигающейся бури, но увести Ягу не сумел, хотя пытался рискованно. На третьем фокусе нашу специалистку прорвало, – видимо, решающую роль сыграли бурные аплодисменты лукошкинцев, чего бабуля при своём гипертрофированном старческом тщеславии перенести никак не могла! Она встала и прилюдно, на весь зал громогласно обвинила мужика в жульничестве и очковтирательстве, а «девка цирковая из ящика небось в дырку полезла, и неча тут!». Дальше, как догадываетесь, мат-перемат, девушка-акробатка выпала из бокового люка, красная как мухомор, вследствие чего и возник маленький целенаправленный пожар. Произошедший, по словам господина Труссарди, исключительно по вине самих работников цирка.
В том смысле, что дурак фокусник ради поддержания дырявого авторитета шутливо погрозил Яге превратить её во что-то там… Бабка шуток не воспринимает и на любую угрозу в свой адрес реагирует с похвальной милицейской оперативностью. Цирковой маг, по счастью, увернулся, но огненный шар подпалил две занавески и оставил памятную дыру в реквизите. Публика визжала и хрюкала от восторга, такого они ещё никогда не видели! Охотно верю, уж я-то насмотрелся…
– Я был готов подписать с ней контракт… э-э… на любых условиях, но она почему-то сбежала…
– Просто в отделении дел полно, и на ужин щи разогревать надо было, – невнятно предположил я. – Так, значит, не будете никаких обвинений выдвигать?
– Упаси бог! Пусть ваша славная старушка ходит сюда хоть каждый день… э-э… совершенно бесплатно, – уверил меня красноречивый директор.
Лучшие версии лопаются прямо на глазах, я сам уже не знаю, чему верить…
– Ну что ж… Цирк у вас хороший, на профессиональном уровне, артисты непьющие, где набирали? Наши скоморохи после каждого выступления пьяные в дугу…
– Э-э… просто мы иначе относимся к своему делу. Всяческое употребление алкоголя строжайше запрещено! Мои артисты обязаны понимать воспитательное значение своего ремесла и… э-э… не давать никому ни малейшего повода для упрёка… Особенно властям!
– Ладно, тогда последний вопрос: а вот эта рекламная акция, раздача карамельных горошинок, вам не очень дорого обходится?
– Э-э… нет, сущие гроши, – доверительно улыбнулся Труссарди. – Дети всех стран любят сладости и непременно… э-э… уговорят родителей привести их вновь. Одна конфетка – один билет, мы берём их оптом, и всё… э-э… окупается!
Больше ловить нечего. Пришлось на всякий случай принести традиционные извинения, пожелать творческих успехов и ненавязчиво откланяться. Две предложенные на прощание бесплатные контрамарки я, разумеется, взял. Плюс приглашение заходить в любой день и час, как к старому другу, без докладов и церемоний. Я поблагодарил, ещё раз предложенные деньги отверг, припугнул, не поверили, попрощался и двинулся восвояси. Пришить им «жестокое обращение с животными» тоже не удалось: улыбчивые коза и медведь выглядели до неприличия довольными жизнью.
* * *
Вечерело… Стрельцы, провожавшие меня до отделения, всю дорогу шли молча. Наверняка парням тоже очень хотелось хоть кого-нибудь «заарестовать», но однообразной рутины в нашей службе куда больше, чем благородных подвигов во имя спасения человечества. Даже этого хамоватого бугая, что прикрывал мне вход в шатёр, задерживать не позволяла совесть – мужик же извинился…
Уже у самых ворот отделения я приказал парням возвращаться и продолжать наблюдение, а сам почему-то задержался у забора. То ли тень там была какая-то подозрительная, то ли силуэт девичий знакомый, то ли ещё что, не помню… Последнее, что услышал, был глухой свист летящего предмета, а потом холодная верёвка намертво захлестнула мне горло, и две чёрные фигуры возникли словно из-под земли. Матово блеснули ножи… В тот момент, когда злодеев накрыла огромная тень, я потерял сознание. Всё, абзац, приехали…
– Никитушка, сокол ясный, ну будет тебе пугать меня, старую, – откуда-то издалека донёсся встревоженный голос Бабы Яги. Один глаз я с трудом разлепил сам, с другим мне помогли заботливые бабкины пальцы.
Судя по всему, лежу в своей комнатке, на кровати под одеялом, а чёрный кот Василий меняет у меня на лбу холодный компресс. Причём делает это крайне беспардонно, сдёрнув одно мокрое полотенце и пришлёпнув лапой другое.
