– Так, может, нам просто вернуться домой, а этого подлеца, если вдруг появится в России, гнать в три шеи? – предположил Ивашка, который сильно скучал по Денизе и деткам.
– Если бы подлец не был сыном господина Ордина-Нащокина-старшего, которого мы все очень уважаем и который нужен вашему государю, не просто нужен, а необходим… – Анриэтта вздохнула. – Даже страшно подумать, какой будет его судьба, если сын не вернется. У него же в Москве множество врагов. Государь его любит, но государя могут переубедить…
Шумилов, не участвуя в разговоре, все же внимательно слушал.
Он не был чересчур обидчив – служа в московских приказах, на всех обидчивости не напасешься. Ему было разве что неприятно, что он совершил ошибку, а на эту ошибку указала женщина, вопреки народной мудрости «у бабы волос долог, да ум короток». И у него хватило силы духа задать Анриэтте вопрос:
– Так что же тут можно сделать?
– Можно отправить меня к польскому двору. Я ведь не зря приехала сюда тайно, при хозяйке, которая только и знает, что сплетничать о придворных. Я услышала то, на что рассчитывала, – знакомые имена…
Кроме имен Анриэтта узнала новость, которая вовремя не дошла до Москвы: сын казненного английского короля Карла, также Карл, вернул себе отцовский трон еще в июне, со всей возможной торжественностью. Для нее это много значило – она хорошо знала молодого короля, который был добрым приятелем ее покойного мужа; теперь, когда Карл на троне, он позаботится о том, чтобы его давние сподвижники и сподвижники его покойного отца вернули свое имущество, утраченное во время войны. Лорд Тревельян имел несколько поместий, владеть которыми должна его вдова; правда, имеются и дальние родственники, но их Анриэтта не боялась – при необходимости она умела постоять за себя. В Англию ей не хотелось – как в место, с которым связаны отвратительные воспоминания. Но рано или поздно пришлось бы. Тем более что не мешало бы встретиться и с мужем Денизы, если только он жив, чтобы оговорить ее имущественные права.
– В свите королевы много француженок и французов, которые могут меня узнать и засвидетельствовать, что я – младшая дочь графа де Верне, крестница английской королевы и по мужу – леди Тревельян. Кроме того, я знакома с Марией-Луизой, – продолжала Анриэтта. – Я была в Париже на ее формальной помолвке с покойным королем Владиславом. Нужно было быть очень жадным человеком, чтобы к ней посвататься. Короля Владислава Мазарини просто купил – приобрел польскую корону за семьсот тысяч экю, во столько оценил покойник место в своей постели. Там был довольно сложный договор, подробностей я не знаю, но только Владислав согласился жениться ради денег, а Мазарини уговорил его получать эти деньги по частям. Я тогда была слишком молода, чтобы в этом разобраться, и мне было любопытно совсем другое. Мария-Луиза меня полюбила, всегда звала в свои покои и при мне рассказывала дамам о своем любовнике Конде так, что мы все отлично могли представить. Но сейчас ей на помощь пришел возраст – она, говорят, стала образцом целомудрия. Хотелось бы мне остаться с ней наедине и убедиться, что это не так.
Ивашка с Петрухой переглянулись – и славные же знакомства у этой бабы!
– Что нужно сделать, чтобы вы попали ко двору? Деньги на ваши наряды найдутся. Карета, слуги? – спросил Шумилов.
Анриэтта задумалась.
– Нужно сочинить мне историю – где я пропадала столько лет. Королева, скорее всего, знает, что я была замужем за лордом Тревельяном и овдовела. А вот что со мной было потом? И откуда я прибыла в Краков? Не могу же я рассказать ей правду… Точнее, могу, она вряд ли обожает кардинала Мазарини. Но польский двор такой правды не поймет.
– Могли вы быть замужем за каким-нибудь курляндским бароном?
– Могла… И могла после смерти мужа несколько лет провести в монастыре… – Анриэтта задумалась. – Нужно будет еще придумать, куда пропала вторая леди Тревельян. Если рассказать, что она поселилась в Москве, приняла православие и обвенчалась с переводчиком Посольского приказа, мне просто не поверят.
– Ее можно поместить в монастырь, – предложил Ивашка. – Арсений Петрович, давай вспоминать наших курляндских знакомцев. Нужно найти барона, который недавно скончался.
– Верно! – воскликнул Петруха. И они общими усилиями отыскали подходящего покойника, пытавшегося противостоять шведскому нашествию, а впоследствии скончавшегося от ран.
– Значит, я буду баронессой фон Шекман? Постараюсь запомнить. И, господа, вы все же отдайте мне тот список. На шапку с пряжкой я бы тоже хотела взглянуть.
– Пряжку мы можем вам отдать, – сказал Шумилов. – Она с жемчугом, вам пригодится. А сама шапка обыкновенная, из выдры. Таких мы тут много видели.
На том и порешили.
Анриэтта, нанявшись горничной к некоей пани Тускевичевой, не завела себе богатых нарядов – горничной они ни к чему. Драгоценности она всегда носила при себе, в потайном кармане, подвешенном под юбкой к поясу, потому что пани вполне могла устроить обыск в ее вещах. Ради нескольких сорочек и легкой накидки возвращаться не стоило. Тем более предстояло купить новые и дорогие наряды.
Поэтому московиты решили: Ивашка с Петрухой повезут будущую баронессу в Люблин, чтобы там она преобразилась и вернулась в Краков уже в своей карете и со слугами, Шумилов останется в Кракове и постарается свести знакомство с ксендзами, но будет бдителен и по вечерам не станет нигде бродить.
Он даже обрадовался возможности провести несколько вечеров в гостинице, за книгами. Книги богословского содержания он рассчитывал раздобыть при помощи ксендзов. Нужно было подготовиться к словесному сражению с Воином Афанасьевичем, если вдруг придется вправлять беглецу мозги.
Анриэтта прибыла как раз к Рождеству, и не в карете, а в хороших санях и в сопровождении двух горничных. Она сразу направилась в Вавель, а Ивашка с Петрухой, в новеньких шубах и сапогах, в «рогатывках» с султанами из перьев цапли, – к Шумилову.
– Сейчас в замке будут праздновать, так что мы вовремя поспели, – сказал Петруха. – Она очень радовалась, что попадет на все балы.
– Что с нее возьмешь… – буркнул Шумилов. Он понимал, что женщина стосковалась по той жизни, к которой была приучена с детства, но сильно не одобрял того мира, в котором бабы с мужиками прилюдно в обнимку скачут, да еще и волосами трясут. По его разумению, вдова должна, как и замужняя, прятать волосы хоть под платом, если не под повойником. Французской бабьей моды он не одобрял: вся шея на виду, плечи – и те на виду, груди наполовину открыты, руки по локоть открыты, волосы кудерьками и завитками спускаются вдоль шеи на грудь. А все это богатство можно показывать только своему венчанному мужу, ведь сплошной соблазн!
Анриэтта же радовалась тому, что наконец будет выглядеть соблазнительно. Об этих платьях с разрезными рукавами, об этих кружевных воротниках, об этих туфельках она столько месяцев мечтала!
Первым делом она стала добиваться встречи с личным секретарем королевы, Пьером де Нуайе. Этого дворянина Анриэтта не знала, но полагала, что сумеет с ним хорошо поговорить. Главное было – попасть в королевские покои.
