Инвалидность карабаша совершенно не обеспокоила ни Колин, ни Уилла. Их больше волновали его величина и нрав, а точнее, способность поладить с Оуэном. Не смущала Колин и порода Хаати – ведь она прожила и проработала с немецкими овчарками не один год. И все же ей необходимо было увидеть пса, чтобы оценить, насколько агрессивным он мог быть.
Колин снедало нетерпение.
Однако, прежде чем получить доступ к карабашу, ей пришлось выполнить ряд формальностей. Сначала она заполнила анкету об «усыновлении» собаки для Королевского общества защиты животных, так как именно его сотрудники занимались всеми вопросами передачи животных в добрые руки. Колин скрупулезно заполнила все пункты в анкете. Правда, удивилась, что в ней не было предусмотрено места для примечаний и комментариев. Колин сообщила все требуемые КОЗЖ сведения, не скрыв того факта, что и она, и Уилл – оба работали.
Через несколько дней Колин тренировала на холодном летном поле нескольких собак, когда завибрировал ее мобильник. Росс из общества «Собаки и поцелуи» переслал ей копию лаконичного послания, которое он получил от КОЗЖ по электронной почте. Ответ на заявление Колин об «усыновлении» Хаати гласил: «Не подходит».
Ей было отказано.
Отказано по той причине, что Хаати нельзя было оставлять одного дольше чем на четыре часа в день. Но ведь Колин не сказали об этом! Иначе она бы объяснила КОЗЖ, что они с Уиллом работали сменами и совпадали их смены крайне редко.
У Колин опустились руки. Она позвонила Уиллу и сообщила: «Нам не дают Хаати!» Уилл предложил ей написать КОЗЖ письмо и в нем объяснить все, как есть. Но Колин только сказала: «Забудем это. Похоже, не судьба. Чему быть, того не миновать». Хотя на самом деле она была сильно расстроена.
Через час ее мобильник снова зазвонил. Трейси Харрис из британского офиса ЦСНО сообщила ей о получении ее электронного письма. На мгновение Колин сконфузилась – ведь она никакого письма не посылала. А потом поняла, что это Уилл зарегистрировался под ее именем и опротестовал поспешное решение общества.
Росс и Джеймс также связались с ЦСНО. В своем, как они выразились, «убедительнейшем» письме они изложили работникам центра свое профессиональное мнение: лучших хозяев, чем Колин и Уилл, Хаати было не найти.
Трейси спросила Колин, почему она выбрала анатолийского карабаша. Она ответила, что ее друг служил в ВВС, а общение с Хаати могло оказывать прекрасный терапевтический эффект на людей с ампутированными конечностями. Он был такой большой и пушистый, и именно о такой помощи от него Колин подумала с самого начала. А, судя по тому, что ей рассказал о Хаати Росс, этот пес мог оказывать благотворное воздействие не только на взрослых, но и на детей. «Может, и мой пасынок начал бы улыбаться, – сказала она Трейси. – Он – инвалид, и ему было бы весело обнимать и тискать такого мишку».
Убедившись, что появление в их доме «Мистера Пикселя» не повлияло на Оуэна так, как им бы хотелось, Колин втайне очень надеялась, что это удастся Хаати. Она буквально молилась, чтобы большой плюшевый мишка помог стать ее маленькому «дружку» счастливей.
Собрав о Колин побольше информации, Трейси Харрис и ЦСНО пересмотрели свое решение и пригласили ее приехать через несколько дней и познакомиться с Хаати. В обширный оксфордширский питомник Росса и Джеймса Колин поехала одна, без Уилла. К своему изумлению, она оказалась в самом настоящем собачьем зоопарке, в котором проживало несколько датских догов, несколько померанских шпицев и даже несколько чихуахуа.
Росс сказал ей, что Хаати вызвал большой интерес в Интернете, но большинство кандидатов на его «усыновление» показались работникам центра «неподходящими» для содержания такого крупного пса-инвалида.
Росс пригласил Колин только потому, что узнал, что она работала с собаками и, судя по всему, знала, как обращаться с анатолийским карабашем.
«Я могу, я должна относиться беспристрастно к собакам, – рассказывала Колин. – Это моя работа; я не могу позволить себе слишком сильно привязываться к ним. Я частенько сталкиваюсь с животными, которым не повезло в жизни и которым нужно подыскать новых хозяев. Так что я заранее настроилась не поддаваться чувствам, которые мог у меня вызвать Хаати».
Пока они брели с Россом по саду, взгляд Колин упал на Клода, огромного датского дога, застывшего статуей посреди лужайки. Он стоял неподвижно на своих четырех сильных лапах, но в просвете под его брюхом Колин разглядела другого пса, замершего за ним – пса с тремя лапами.
Большая голова буравила ее из-под брюха Клода точно такими же пронзительными и проницательными глазами, что покорили Колин с экрана компьютерного монитора. Она ахнула, сделала глубокий вдох, а выдохнуть так и не смогла. Она никогда в своей жизни не испытывала таких чувств ни к одной собаке – никогда!
«Росс заметил, что я синею, хлопнул меня по спине и прокричал: «Колин! Дышать!» Я выдохнула и прижала руку к груди, хватая ртом воздух. Чувства буквально переполняли меня».
Росс проводил Колин в дом, а, когда она пришла в себя, Джеймс привел к ним Хаати – знакомиться. Колин сидела на софе, когда анатолийский карабаш вошел внутрь, пошатываясь и то и дело поскальзываясь (он еще не привык ходить на трех лапах). Пес выглядел очень грустным и поскуливал – видно, от боли. Колин поняла, что он был очень сконфужен и явно жаждал человеческого внимания.
Росс объяснил ей, что собаки без хвоста испытывают трудности в общении с другими четвероногими, так как хвост является важным инструментом коммуникации у многих животных. Это все равно, как если бы человек лишился голоса. Кроме того, другие собаки находят трехлапого сородича странным – и по виду, и по запаху; ведь культя иногда кровоточит и пахнет дезинфицирующими препаратами. И, как следствие, они стараются его избегать.
Но хуже всего было то, что у Хаати развился синдром «фантомной конечности»: время от времени он забывал, что у него осталось всего три лапы. Пес пытался чесать себя за ухом ампутированной лапой, но его культя только судорожно подергивалась, причиняя сильную боль. И несчастный инвалид начинал скулить с досады и разочарования.
Когда Хаати, наконец, добрался до коленей Колин, он перевернулся на спину и показал ей свою культю, обритую и лысую, со стежками красных ниток, похожих на капельки крови. Колин ласково спросила пса: «Можно мне тебя погладить?» Так как Хаати явно не возражал, Колин положила на него свою руку и ощутила, какой он горячий. А пес тут же свернулся вокруг нее.
Вдруг Джеймс слегка подтолкнул ее локтем и сказал: «Гляньте-ка».
Хаати завилял маленьким пеньком, оставшимся от его хвоста – впервые с того дня, как Росс и Джеймс забрали его в свой питомник. Они даже не думали, что он мог им вилять!
«Я была сражена, – призналась Колин позднее. – Хаати выбрал нас, а не мы его.
Он и правда обладает какой-то сверхъестественной притягательностью. Я сразу влюбилась в него и в глубине души уже признала, что не он, а мы будем принадлежать ему».
Колин вернулась домой поздно вечером. Рассказывая Уиллу о том, каким необыкновенным оказался Хаати, она не могла сдержать слез. А когда она вспоминала, что псу довелось пережить, ей становилось еще больней за него. У пары было две недели на то, чтобы определиться – действительно ли они готовы забрать к себе такое большое трехлапое животное. Они должны были убедиться, что поступают правильно и их решение оправдано. Главной заботой Уилла был Оуэн. Отец хотел быть уверен, что пес, ставший жертвой немыслимой жестокости, не представляет опасности для его сына. Он даже сказал Колин, что выгонит Хаати, если тот хотя бы раз рыкнет на мальчика.
