Когда Уилл вышел из машины – загорелый, в отличной форме после своей командировки, – Колин остановилась как вкопанная. «Вот так-так! – воскликнула она про себя. – Да я, наконец, нашла себе мужа!» Она почувствовала, что связь между ними установилась моментально.
Влюбленные отлично поужинали и так заболтались за столиком в ресторане, что персоналу пришлось попросить их покинуть закрывавшееся заведение. Через несколько дней они встретились снова – «по-старомодному», как они выразились. Ведь им надо было получше узнать друг друга.
Уилл не планировал знакомить Колин с Оуэном до тех пор, пока не уверится в том, что она не уйдет. Но через десять дней у сынишки был четвертый день рождения (днем позже, чем у Колин), и он пригласил на него свою новую девушку.
Колин, понятно, страшно перенервничала. Сама она никогда не хотела детей; она боялась, что материнство нарушит ее стиль жизни, и не представляла малышей рядом с собой.
Хотя большинство ее подруг имели свои семьи, судьба матери отбила у Колин всякую охоту вступать в брак.
В тот день, когда Колин впервые увидела Оуэна, мальчик сидел в своей коляске с маленькой пухлой подушечкой. Колин он показался самым милым созданием из всех, что она когда-либо видела. Она решила не реагировать слишком бурно и не бросаться тискать его, справедливо подозревая, что это может только отпугнуть малыша. Да и задевать чувства другой женщины ей совсем не хотелось. «Оуэн – сын Ким, и она – очень хорошая мать. Не мое дело – быть его матерью. Мое дело – быть самой собой, Колин».
Почти не имевшая опыта общения с детьми, Колин относилась к ним, как к своим собакам – вознаграждая за хорошее поведение. «Я лишь сказала Оуэну: «Привет, дружок. С днем рождения, маленький. Можно мне сесть рядышком с тобой?» Он кивнул головой, улыбнулся мне и даже позволил себя приобнять. С того дня он был моим маленьким «дружком». Я так и продолжала звать его: «дружок».
Колин решила купить Оуэну подарок ко дню рождения. Но она не знала, что любит мальчик, и обратилась за советом к Уиллу. Услышав в ответ: «Все, что угодно, с Беном 10», Колин отправилась в дом игрушек и спросила у кого-то из покупателей про отдел «Бен 10». Она просто понятия не имела, о чем шла речь. (Бен 10 – маленький мальчик с волшебными часами, которые превращают его в инопланетянина.) В конце концов, Колин выбрала машинку с дистанционным управлением – с большой круглой панелью управления, которую Оуэну, по ее мнению, было бы удобнее держать в ручках. На день рождения Колин вручила своему новому «дружку» этот подарок и сильно удивилась его реакции. Мальчуган положил подарок на стол и сначала аккуратно раскрыл открытку, делая вид, что читает ее (хотя читать еще не умел). Затем он, так же аккуратно отлепив скотч (чтобы не повредить бумагу), развернул подарок. «Он был таким милым, внимательным и вежливым, – рассказывала Колин, – что совершенно пленил женщину, сидевшую рядом с ним!»
Отношения у влюбленной парочки складывались очень хорошо, и Уилл настолько воодушевился, что предложил Колин устроить на следующей неделе «настоящее» свидание. В лавандовом саду поместья Уоддесдон в Бакингемшире он признался ей в любви. Но хотя Колин отвечала ему взаимностью, они решили не торопить события. Им обоим нужно было многое обдумать.
В следующий раз Колин увидела своего маленького «дружка» в доме родителей Уилла, с которыми она сразу же поладила. Колин вошла в их гостиную, когда Оуэн игрался на полу, и обратилась к нему: «Привет, дружок, как твои дела?»
Подняв взгляд, Оуэн закричал: «Колииин!» – и пополз к ней, огибая предметы мебели и протягивая ручки. Колин вспоминала: «Я растаяла, как масло».
По мере того как любовь их крепла, Колин начала оставаться на ночь в доме Уилла в Одиаме. Она была у Уилла и в ту ночь, когда Оуэн упал с лестницы, чем сильно напугал их обоих. А чуть позже он упал еще раз.
Уилл и Колин сообразили, что малыш научился выбираться из кроватки и выходить из своей комнаты – он очень хотел ходить, «как большой мальчик». А они и не услышали, как он, похлопывая ручками по стене, добирался до их комнаты. Затем, в один из дней, Оуэн попытался спуститься по лестнице, потому что захотел приготовить им сюрприз – завтрак. А ведь ему еще не исполнилось и пяти лет!
Колин невыносима была мысль, что мальчик может снова упасть. Через пару дней она решила продать свой дом и предложила Уиллу купить им вместе бунгало. Они знали друг друга всего несколько месяцев, но Уилл был уверен: Колин права.
Стараясь привлекать Оуэна к принятию любого решения, способного повлиять на его жизнь, влюбленные отправились выбирать новое жилье вместе с ним. В одно бунгало в Бейзингстоке (в которое они в конечном итоге и переехали) Оуэн вошел и воскликнул: «Ого! Здесь нет лестницы!» До переселения в бунгало в нем нужно было сделать ремонт, но решение было принято. Они готовились зажить одной семьей.
Между тем Оуэн пошел в начальную школу и вроде бы не отставал от остальных учеников, но его родные заметили, что он начал все больше замыкаться в себе. Опекаемый и защищаемый ими все прошлые годы, мальчик внезапно столкнулся со своим сверстниками, которые были чрезвычайно подвижными. Дети бегали вокруг совершенно свободно, тогда как он мог передвигаться, только держась за стены. Оуэн не мог стоять без опоры и все чаще и чаще хватался за ходунки. Нередко на переменах он оставался в классе из страха, что ребята свалят его с ног. Уилл признал: хоть его сынишка и был слишком маленьким, чтобы выразить словами то, что его мучило, но он уже начал понимать – он никогда не сможет делать некоторые вещи, которые были по силам его товарищам, например играть в футбол. И мальчик принимал это очень близко к сердцу. Оуэн всегда был смышленым, веселым и наблюдательным ребенком. Но теперь он ушел в себя, и его отцу становилось все труднее и труднее понять, что нужно сделать, чтобы расшевелить его, помочь преодолеть нараставшую застенчивость.
Уилл подумал, что при большей мобильности мальчик, возможно, не так остро воспринимал бы себя «не таким, как все». Отец принял непростое и глубоко эмоциональное решение – обратиться в местный орган здравоохранения за инвалидной коляской, техническое решение которой, судя по рекламе, было «огромным шагом вперед». К сожалению, ответом Уиллу стал отказ: поскольку Оуэн мог иногда передвигаться (с посторонней помощью), он по регламентам Национальной системы здравоохранения не попадал в категорию инвалидов, обеспечиваемых такими колясками, а мог рассчитывать только на базовую модель, которая была тяжелой, неуклюжей и маломаневренной. Самому Оуэну, впрочем, эта неудобная громадина явно понравилась, несмотря на то что он не мог передвигать ее самостоятельно и получал в ней довольно ощутимую встряску и головную боль всякий раз, когда коляска наезжала на какой-нибудь ухаб.
Только мальчик привык к своей новой машине и вроде бы даже подружился с какими-то ребятами в школе, как у него случился ростовой скачок, в результате чего спазмы стянули лицевые мышцы и исказили его черты еще больше. Глаза мальчика начали сужаться, а напряженные мышцы тела стали еще более заметными. Уилл наблюдал, как «люди обращали внимание на Оуэна, и как тот, понимая, что они разглядывают его с любопытством, начинал опускать свою голову вниз; он ненавидел людей, глазевших на него, и, чем больше они это делали, тем больше он прятался от них».
