– Если ты сделаешь еще шаг, я выстрелю.
Он тяжело дышал.
– Уходи отсюда, – пересохшими губами произнес он. – И забудь дорогу ко мне. Чтобы ноги твоей и близко не было.
– Валентин, одумайся, что ты говоришь! Я хочу тебе добра, я хочу тебе помочь, – Вероника не опускала пистолет. В голосе у нее зазвучали неожиданно плаксивые нотки. – Ты совсем один. У тебя никого нет.
– Уходи. Иначе я перережу тебе горло. Мне все равно. Лучше уходи! – Он не сдерживал себя, готов был кричать, броситься на нее, пистолет его не пугал. Он стал поднимать вверх правую руку с зажатым в кулаке горлышком от бутылки и сделал еще один шаг вперед.
Вероника выскочила в коридор.
– Я ухожу, а ты, ты, – Вероника задом пятилась по коридору, на спускала с него глаз. – А ты просто идиот, балбес, полное ничтожество, тряпка, дурак, размазня! У тебя под носом устроили театр, а ты ничего не заметил. Кретин! Даун! – Она скорчила ему рожу, высунула язык.
Валентин остановился. Рука была поднята высоко вверх.
– Как ты меня назвала?
– Даун! – повторила Вероника, она стояла у двери.
– Вон отсюда, падаль! – выкрикнул он. – Чтобы и духа твоего не было!
– Не волнуйся, гусь слезливый, я ухожу. Ноги моей у тебя не будет, – черты ее лица исказились. Кукольное личико приобрело не свойственное ему злобное выражение. Она убрала в сумочку пистолет. – Оставайся один! Ты никому не нужен! Только не забудь вернуть мне мой чемодан. Я приду за ним. Слышишь! Приду не одна, вместе с Игорем. Не вернешь, он поговорит с тобой по-другому!
Дверь с грохотом захлопнулась. Валентин услышал топот ног по лестнице и… тишина. Он медленно прошел в кухню, вытащил с полки припасенную для Катерины бутылку «Метаксы», отвинтил крышку и стал пить. Прямо из горлышка, потом также с бутылкой вернулся в комнату.
Некоторое время, не отпуская бутылки, бесцельно бродил из комнаты в комнату. Не мог собраться с мыслями, не мог понять, что произошло. И тут раздался телефонный звонок. Он прошел в коридор, снял трубку. Звонила Света. Голос у нее был какой-то завывающий. Сквозь всхлипывания он услышал, что тридцать минут назад Риты не стало. И Света зарыдала.
– У нее было десять ножевых ран, – донеслось до Валентина. – Она вся истекла кровью. Врачи были бессильны что-либо сделать. Рита не пришла в сознание…
Он выронил трубку. Не мог больше слышать всхлипывания женского голоса. Его била дрожь, он не хотел ничего слышать. И снова выпил из бутылки. Потом поднял трубку и стал набирать номер больницы. Ему хотелось услышать голос другой женщины, из регистратуры. Ему нужно было узнать утешающие новости. Нельзя же так. Нельзя, он просто не выдержит. Пальцы у него срывались, он ошибался в цифрах, наконец ответила регистратура. И он, путая слова, успел только произнести фамилию Ледич. На том конце провода возникло молчание. Он ждал. Потом чей-то шепот. И снова молчание. Он произнес: «Это я, Коновалов, вы меня помните, что с Екатериной Ледич?» И снова молчание. Наконец сухие слова, которые, словно иглы, впивались в его мозг:
– Екатерина Ледич, да, да, вот. Очень сожалею, но у меня очень печальная для вас новость.
Он сглотнул, напряг слух.
– Говорите, я слушаю.
– Она так и не пришла в сознание, скончалась сегодня утром, время…
Незнакомый женский голос говорил еще что-то, его спрашивали, он не слышал, повесил трубку, не двигался и только беззвучно шевелил губами, все время повторяя одно и то же: Рита мертва, ее зарезали, а Катя отравилась. Рита мертва, а Катя отравилась. А что теперь делать ему? Боже, какой ужасный конец. За что с ними так? А он живой. Он, оставшийся в полном одиночестве.
Он стоял у телефона совершенно неподвижно, тупо уставившись в пол и слегка раскачиваясь. С ним не будет больше Кати. Не будет Нефертити, этого живого человека с зелеными глазами, с которым впервые в жизни обрел себя, увидел впереди цель, почувствовал свою значимость. И теперь что? Снова назад, в прошлое. В одиночество? Почему так, зачем? Кому он нужен?
Его безотчетно потянуло к письменному столу. Захотел увидеть глиняного человечка. С трудом сделал пару шагов. Где этот вольт? Вот он на столике, без повязки и руки свободны. Кто снял с него все эти путы? Он приблизил его к себе. На него смотрело удивленное лицо Катерины. Бог мой, опять она. Всюду себя рассовала.
Он с размаха разбил его о стену. На ковре валялись мелкие глиняные осколки и кусок белой ткани в бурых пятнах. Кровь? Он поднял с пола платочек. И прочитал вышивку: «Е.Л.».
Екатерина Ледич. У него мурашки пробежали по телу. Значит, все-таки Катерина ворожила на Риту? Хотела ее погубить? Да зачем ей это? И вот нет ни Риты, ни Кати.
Кружевной платочек его заинтересовал. Он с ногами забрался в кресло. Стал рассматривать его на свет. Вспомнил, как Катя перевязывала его руку. Вспомнил ее рассказ о том, как она сама решила сделать заговор на его кровь. Но потом поняла, что все это глупость несусветная и все приобретает смысл в жизни только тогда, когда встречаешь человека, с которым себя начинаешь ощущать человеком тоже.
Сделал глубокий вдох, налил себе полную рюмку, выпил и потом неожиданно для себя со всего размаха ударил рюмку об пол. Вокруг разлетелись мелкие осколки стекла. Ему хотелось рыдать. Голова наклонилась, ударилась об стол. Ему хотелось завыть. Он взял бутылку, которую принесла Вероника. В ней оставалось еще немного коньяка.
– Гадина! – крикнул он и ударил бутылку о стену. Осколки разлетелись по всей комнате, на стене образовалось темное пятно. Он взял со столика бутылку «Метаксы», прислонил к губам, но пить уже не мог, и коньяк тек по его подбородку, по груди.
Из этого заторможенного состояния его вывел телефонный звонок. Он дребезжал в передней и требовал к себе.
– О, черт, – громко выругался Валентин и неожиданно для себя ударил бутылку об пол. И она разлетелась вдребезги. Он засмеялся, не мог остановиться, бросил ненужное горлышко, подошел к серванту, схватил вазу, снова ударил ее об пол, неровной походкой двинулся к коридору и через два шага вскрикнул. В ногу ему впился острый осколок. Он неловко наклонился, завалился на бок и порезал руки. Теперь кровь капала ему на брюки, стекала на ковер. Но боли не было. Он чувствовал только легкое жжение и усиливавшуюся пульсацию. В коридоре по-прежнему звонил телефон. Он с трудом поднялся и снова со стоном рухнул. В ступни ног врезались уже несколько острых стекляшек. Он встал на колени, дотянулся до стола, схватил кружевной платок, приложил его к руке, потом к ступням ног. Платок весь пропитался кровью. Он откинул его в сторону, хотел скинуть испачканные пятнами брюки, но не удалось, запутался в штанинах, натянул их снова, встал на колени, стараясь не задеть осколки, пополз к коридору.
Телефон внезапно замолчал, Валентин уже не останавливался, упорно полз по коридору. Он вытаскивал зубами из ладоней рук мелкие осколки стекла, выплевывал и полз дальше. С трудом дотащился до двери, устало поднялся, взял трубку, но из нее неслись только длинные гудки.
