Между тем огонь, пробиравшийся по тлеющим перекрытиям от лаборатории вверх, пробился в заделанную ещё в предыдущее царствование трубу, забитую всяким сухим сором и обломками мебели. Труба эта шла между капитальной стеной здания и деревянной фальшстеной фельдмаршальской залы.
Откуда взялась эта фальшстена? Раньше фельдмаршальская зала была собранием двухэтажных отсеков для фрейлин и караулов легкой кавалерии. Чтобы сгладить неправильность очертаний внутренних перегородок, стены выровняли фальшивой деревянной стеной.
В промежуток между ней и капитальной стеной огонь проник довольно легко, так как заброшенная труба была оставлена при ремонте с открытой вытяжной заслонкой. Деревянная стена стала тлеть и даже гореть. Отдушины печей верхнего этажа тоже оказались открыты по случаю проветривания помещений.
Вспыхнуло прямо под залой Петра Великого.
Царь с царицей в ложе театра смотрят «Влюблённую баядерку», Лужин тоже смотрит спектакль. И тут к Лужину из дворца прибегает дворцовый истопник с докладом, что фельдмаршальская зала, вы не поверите, горит!
Доклад истопник делал с «трудным лицом», что было замечено окружающими. То есть истопник дворца при начале пожара рванул в театр, для своевременного доклада. Опасался, что его опередят, так сказать.
Лужин рвётся во дворец, в котором уже форменное пламя и обер-полицмейстер Кокошкин (автор параграфа 8 «Наставления к распознанию признаков холеры, предохранения от оной, и средства при первоначальном её лечении», гласившего, что при холере «не следует предаваться гневу, страху, утомлению, унынию и беспокойству духа»). Рядом с обер-полицмейстером стоят изумлённый главный дворцовый истопник, начальник пожарной дворцовой команды и прочие участники ликвидации. Кокошкин говорит Лужину, зачарованно наблюдая за пламенем: «Надо немедленно предпринимать меры! Скачите и скажите обо всём государю!»
Лужин мчит снова в театр. Государь, выслушав приехавшего в театр Лужина, приказывает (первый, кто отдал хоть какой-то приказ в этой истории, – царь): «Поезжайте в первую попавшуюся пожарную часть и стягивайте все пожарные резервы к дворцу».
Лужин едет в пожарную часть. В пожарной части никого нет – она уже выехала ко дворцу, потому что пламя стало заметно издали.
К горящему дворцу приехал наконец и сам император. Дело пошло! Император приказывает солдатам Павловского полка лезть на крышу и вскрывать её, чтобы дать огню возможность рвануть вверх, а потом блокировать пламя внутри здания. Солдаты гвардии лезут на крышу через слуховое окно чердака, потому как двери на крышу заперты на замки, а ключей сыскать невозможно. Из слухового окна чердака солдаты выползают по обледеневшим листам крыши и начинают ползти в сторону концертного зала, над которым им было приказано ломать крышу. Естественно, что с собой никакого инструмента нет, кроме «плохих ломов и тупых топоров», подобранных по пути (наверное, рабочие забыли при прежнем царствовании).
Вскрыли несколько листов крыши. Тут к ним подползают и говорят: всё, уползайте отсюда, сейчас тут будет совсем нехорошо! Солдаты Павловского полка отползли.
Пламя в это время бушевало уже вовсю, потому как противопожарные стенки, разбивавшие Зимний по плану, были в своё время изрезаны для красоты ажурными арками и оконцами.
Потом началась череда подвигов и чудесных спасений. Люди, рискуя жизнями, спасали имущество. Одних материй было спасено 7000 аршин. Спасали вазы, серебро, мебель, ковры. Отдельного слова заслуживают люди, перекрывшие путь огню в Эрмитаж. Я бы назвал их имена, но они неизвестны.
«Пожар, истребивший часть Зимнего дворца нашего, был случаем к новым изъявлениям усердия наших верных подданных… знаки их приверженности… нам драгоценней вещественных сокровищ изящнейших произведений искусств… облегчает для нас бремя забот и трудностей правления: ибо в сей любви мы видим залог и будущего благоденствия, и славы любезного отечества нашего». Указ от 25 января 1838 года, подписано собственноручно: «Николай».
Империя Николая погибнет при сценарном сходстве с зимнедворцовым пожаром через 79 лет. Империя, пришедшая ей на смену, погибнет при схожих обстоятельствах через 74 года.
Лаборанты, истопники, обер-полицмейстер, министр двора – они вечны. Как вечны и герои, спасающие из пожара чужое серебро и 7000 аршин материи.
И вечен флигель-адъютант Иван Лужин, бегающий в отчаянных поисках государя, который только один и может погасить, спасти и поблагодарить.
Почему я внезапно вспомнил про пожар Зимнего?
Просто у императора Николая Павловича была кормилица. Когда маленький Николай Павлович нуждался в грудном молоке, ему из специальной деревни привезли добротную кормилицу Ефросинью Ершову, которая и выкормила нам на радость, врагам на страх нашего державного исполина.
Кормилицу не забыли. Назначили ей пожизненную пенсию. Приличную. Пенсию Ефросинья Ершова получала поквартально по 200 рублей за заход.
Женщиной она была молодой и пригожей. Нарожала себе деток, а императору, выходит, молочных сестричек и братика.
Братики и сестрички молочные друг о друге знали, не забывали. Император подкидывал сестричкам в деревню гостинцы всякие, деньгами пособлял. Когда сестрицы являлись во дворец поздравлять с каким-то очередным одолением ворога или с престольным праздником, Николай к сестрам выходил, разговаривал с ними весело, дарил их отрезами, бусами и конфетами. На выходе сестер ожидала ведомость: распишись-получи.
Сестры императора из деревни были очень рады такому обхождению. Приходили в деревни свои (ну, приезжали – их на дворцовых экипажах развозили) и рассказывали с обстоятельностью про братца собравшимся слушателям.
Естественно, авторитет у сестер был огроменный. Помещики приезжали, посоветоваться, подарить что-то. Мало ли…
А вот с братиком молочным у Николая отношения не сложились. Николай Павлович и так, и эдак, ан нет, не строятся отношения с братиком. Не очень любил Николая Павловича млаший молочный брат. Тоже Николай, кстати. Поздравлять не приезжал, от подарков отказывался, вел себя по-деревенски дерзко.
Один только раз брат из деревни приехал к императору. Чтобы поздравить с Новым годом.
Вы уж поняли, когда он с Новым годом приехал поздравлять брата-императора? Правильно, приехал брат Николай к брату Николаю аккурат на пепелище, оставшееся от части Зимнего дворца. Полюбоваться на родственное счастье.
Брат крестьянский Николай похрустел валенками по черному от гари снегу, покачал головой над грудой спасенного из пламени добра, запрокинув бороду, поцокал языком под пробитыми и черными от гари окнами. «С Новым вас годом!» – сказал. Получил 25 рублей от брата-императора и отправился к себе в деревню, оставив царственного погорельца в некотором недоумении.
Больше крестьянский Николай к императорскому Николаю не приезжал. Не заимел такой привычки.
Родственные чувства – они птицы вольные.
Дикая литература
Чтиво
Листал в книжном магазине всякие книжки.
