Я вновь присел на табурет, выбрал кусок хлеба и шматок колбасы потолще, пепси пить не буду, но, может, чай есть? Катерина одобрительно улыбнулась и, проследив мой взгляд, нажала на оранжевую кнопку чуднóго белого чайника со шнурком.
– А тебе точно ничего не будет… ну из-за этого микрофона?
– Да плюнь на них с покатой крыши, сплетней больше, сплетней меньше… Главное, чтобы боялись, а трепать языками они обо мне могут всё что угодно. Я от этого сыпью не покрываюсь и по ночам спать не перестану. Короче, что скажешь о письме?
– А чего говорить, надо идти на ближайшее кладбище с лопатами, рыться наудачу, и, бог даст…
– Бог даст. Ещё как даст! А потом догонит, ещё разок добавит как следует за осквернение могил!
– Тоже верно. – Я опустил голову. – Слушай, а ваших упырей нельзя попросить как-нибудь деликатно в том районе покопаться? То есть, раз там всё равно скелеты лежат, может, с ними по-свойски договориться можно? Уж они-то в курсе, где у какого холмика французы клад закопали…
– А чего, попробуй, – наливая мне в кружку одного кипятку, задумчиво протянула Катя. – На Моню и Шлёму я всегда нажать могу, да и ты с ними вроде скорефанился, только особо не доверяй, кровососы всё-таки. С Вдовцом поговори, у него знаменитая настойка на гробах подаётся. Сам ставит, сам гонит, а гробы для крепости старые берёт, не меньше пятидесятилетней выдержки. В могилах-то у нас каждый второй роется, но не ради золота, сам понимаешь. Меня больше напрягает это «баскское заклятие»…
– Заварки бы?
– Прости, вот бери пакетик.
– ?!
– Иловайский, не тупи. Вот так раскрыл, обёртку выбросил, в чашку сунул и держи за верёвочку! Если б это наше российское заклятие было – нет проблем, пробили в базе данных, что почём, светит не светит, и забирай свой клад, старина Флинт! Но по баскам у меня в Сети ничего не выплыло, тёмный народец, смесь арабов и готов, свой язык, закрытая система посвящения в древние знания… Слушай, а с чего ты на это подписался, а? Тебе бабки нужны, что ли?
– Кто?! – Я резко отхлебнул чаю, едва не подавившись всплывшим пакетиком.
– Ну в смысле деньги!
– Деньги всегда нужны, казакам ведь жалованье не положено, – прикинул я. – Но тут речь не просто о золоте, а о чём-то дорогом и редком, вдруг они пытались вывезти что-то очень важное, для души, для земли нашей. Не всё же звонкой монетой мерится… Вдруг там иное сокровище?
– Романтик ты, хорунжий. – Моя любовь отвернулась и замолчала так, словно я её чем-то обидел. Чай был допит в неопределённом молчании с обеих сторон. Я видел, что она загрустила, но помочь ничем не мог.
И не потому, что не хотел, а просто не знал, как лучше. Ну подойду сейчас, скажу что-нибудь ласковое, обниму даже, а потом как? Пообещаю, что вернусь на белом коне да заберу её отсюда? Не нужно ей это. Признаюсь, что запала краса её в сердце казачье? Так ей и этого не надо. Поблагодарить за помощь и отправляться восвояси? А может, рискнуть да и…
– Тебе пора, Иловайский, – удивительно спокойным тоном, всё так же не отводя взгляда от ноутбука, объявила Катерина. – Упырям передай, чтоб наверх вывели – я приказала! Сюда больше не приходи. Мы в расчёте. Пожалуйста, уважай моё мнение и сделай так, как я сказала.
Мне оставалось только встать, сунуть за пазуху все бумаги и, щёлкнув шпорами, удалиться не прощаясь. Всё. Эта история закончена. Объяснились. Чего уж теперь, пора и честь знать…
Пока спускался вниз по лестнице, на единый миг остановился и прислушался. Но нет, приглушенных звуков рыданий, горьких слёз или хотя бы тяжёлых вздохов слышно не было. Только размеренный стук клавиш волшебной книги с живыми картинками. А я бы, наверное, забыл про гордость и соколом полетел к горлице кареокой, лишь бы был нужен…
Адские псы приветствовали меня весёлым лаем, видимо надеясь, что я ещё раз свожу их погоняться за кошками, но, чувствуя настрой человека, тихо поскуливая, пытались лизнуть мне руку через решётку. Я от души потрепал их по холке. Зверьё, конечно, лютое, но не они же в том виноваты, природа такая. Ворота за моей спиной захлопнулись сами собою, медные львиные головы безмолвствовали. Никакой особой толпы, осуждающе обсуждающей строгую Хозяйку и коварного казачка, не оказалось. Разве что деятельные красавцы-упыри терпеливо ждали меня, лузгая семечки…
– Вот только спроси, ЧТО у нас там было и сколько раз… убью! – без шуток предупредил я Шлёму, прежде чем тот открыл рот. А Моня без малейшего повода ещё и добавил собрату звонкий подзатыльник.
– Не переусердствуй, – строго попросил его я и уточнил: – За дело хоть?
– Ага, это я сам проспорил, – смущённо откликнулся второй упырь. – Он, вишь, сразу сказал, что ты про Хозяйкины ласки трепаться не станешь. А я думал, уж с друганами-то, поди, поделишься…
– Нечем делиться.
– Бывает, бабы, они такие… Накрутят нашему брату обещаний с три короба, про целомудренность напоют, папам-маменькам представят, а покуда ты с их роднёй о покосе беседуешь, они сами с первым же барином залётным к цыганам на всю ночь…
– Было? – с первого взгляда угадал я.
Моня кивнул на Шлёму, тот покраснел, аки маков цвет.
Господи ты Боже! Да неужели ж и у нечисти поганой бывают чувства, любовь, разлуки и коварные измены? Неужели и они к страданиям сердечным расположены, так чем же тогда они по большому счёту от нас отличаются? А это дорожка скользкая, начнёшь так думать, да и дойдёшь ещё до того, что у них, может, и душа есть?!
Нет, братцы, стоп! Нам, православным казакам, о таких вещах даже задумываться возбраняется. Наше дело – с земли на коня, да за шашку, да всей лавой, да на «ура-а!», а там кому как повезёт – иль «Георгий» на груди, иль могила впереди! Выход из сложившейся ситуации был один, традиционный и популярный, а главное, действенный…
– Пошли, выпьем с горя!
– Ты всерьёз, хорунжий? – не поверили упыри. – Не побрезгуешь с нами в кабаке за один стол сесть, водки выпить, под лягушачью икру да маринованные поганки?!
– Ни в жизнь, – перекрестился я. – Этой дрянью закусывать не стану! А водки выпью, душа просит…
– Видать, и впрямь подкосила Хозяйка нашего казачка, – скорбно вздохнул Моня. – Идём, Иловайский. Мы тя и в кабак сводим, и наверх сопроводим, и на разговоры, что меж мужиками по пьянке бывают, не поскупимся. Припади к моей груди, брат, выплакай, что накипело…
– Э-э, ну не до такой степени! И руки убери, и обниматься со мной не надо, а про родственные поцелуи вообще забудь! Ничего личного, только выпить и поговорить! Усекли? А то уже губки раскатали на версту по бездорожью и румянец по щёчкам такой, что сразу кастрировать хочется, гильотиной, по-французски, как котов блудливых…
* * *
Первая моя серьёзная ошибка была в том, что я напрочь позабыл советы Катерины и позволил сердобольным умникам увести меня совсем в другое заведение.
