– Хорошо. Пока, видимо, тебе ничего не угрожает. Но ты прав: если ты хоть как-то выдашь себя, то они тебя не пощадят, будут шить свои сапоги у Мартина. Он хоть и никудышный сапожник, а все же мастерству обучен. Как же не вовремя я тебе все рассказал. Ведь если бы ты не знал ничего, то тебе и прикидываться не надо бы было.
– А я рад, что знаю. Я ведь уже с самого начала зимы понял, что у меня какая-то своя особенная история. Вот только не знал – какая. Теперь знаю. У меня глаза открылись. Мне раньше даже трудно было представить, что за чудовище – этот остров.
– Странно, что ты остров называешь чудовищем, это же просто кусок суши. А вот то, что люди сделали с этим островом… Правление… Да и мы все. Эрик прав – «как овцы».
– Как мне жить теперь здесь, я не знаю. Как вы живете, зная все? Как Эрик жил, зная?
– Не знал он, я думаю, догадывался только. А как я живу? После смерти Агнесс, наверное, не живу вовсе. Пока она была рядом, мне было все равно, что вокруг, какие порядки, на чьей стороне справедливость. Меня интересовало только одно – чтобы она была счастлива и не страдала. Но даже этого я не смог сделать для нее. Разве я имею право жить после всего этого? Тем более пока ее убийца – прыщавый Якоб продолжает заводить на этом острове свои порядки. Меня только и держат на этой земле Себастьян да ноющее, как мои старые колени, чувство мести.
– Так что же мне делать? – Рассвет, потихоньку прокрадывающийся в комнату рыбака, все сильнее освещал два напряженных лица: молодое и старое. – Мне кажется, что если я сейчас соглашусь, то не вырвусь потом. Ощущение, что это – ловушка, хитро расставленная специально для меня. Все внутри вопит: беги! Беги, прячься, уноси ноги! Но куда бежать? Куда здесь можно убежать? Ведь если Смотрители следят за всеми жителями Города, то от них не скрыться…
– Если? Ты еще сомневаешься?.. Боюсь, сынок, у тебя пока нет другого выбора. Чтобы убежать с этого острова, нужен план, и, видимо, значительно более продуманный, чем был у нас с Агнесс и твоим отцом. Но тогда у нас не было времени. А у тебя оно есть. Немного, но есть. Мой тебе совет: поработай, присмотрись. Наблюдай и запоминай. Ничего не решай и тем более не действуй, пока не поймешь, что пора, что готов и знаешь, как попасть туда, куда ведет тебя твоя мечта. Ведь я вижу, что теперь у тебя есть мечта. – Старик со вздохом погладил Ганса по голове.
– Да, я хочу видеть солнце. Еще я хочу не бояться думать и говорить. Я хочу выбирать, где мне жить и куда плыть, если на то возникнет охота. И вообще, хочу знать, кто же такой бывший сапожник Ганс, на что он еще способен.
– Как много всего и сразу! – Рыбак улыбнулся, отчего морщинки на его лице пришли в движение, и лицо ожило, превращая его из угасшего и старого рыбака в мудрого художника. – Ну что ж, дерзость – удел молодых. Когда еще не хотеть всего и сразу, как в молодости. Ну, иди. Возьми инструменты, которые тебе могут понадобиться, два дождевика возьми, до лета вас еще не раз дождями помоет, вещи нужные. Не думаю, что они тебя скоро отпустят, ведь от рощи до Верхнего Города путь не близкий. И еще возьми из дома талисман какой-нибудь, вещицу памятную, чтобы не забыть там о своей мечте, пусть с тобой всегда будет. Береги ее. Ну, иди, сынок… и возвращайся.
Ганс вернулся в мастерскую и стал быстро собирать вещи. Он с удивлением отметил, что еще никогда не собирался в дорогу. Он не появлялся в мастерской самое большее два дня – однажды, когда на сборе смолы его застала сильная гроза и он не мог вернуться домой, заночевал в каком-то полуразва-лившемся сарае.
Сейчас ему необходимо было решить два важных вопроса: во что сложить вещи и что взять с собой как талисман. Вещи вместились в старый-престарый саквояж, оставшийся от умершего еще до рождения Ганса мужа Жильберты, которого она часто вспоминала и оплакивала. Талисман… Взгляд Ганса метался по комнате, не находя в ней чего-то хоть мало-мальски значимого для него, годного для этой цели. В это время в комнату ввалились люди и сказали только одно слово:
– Пойдем.
Ганс спускался с ними, и в голове его навязчиво крутилась беспокойная мысль: «Талисман! Я не взял талисман». Когда они уже были на выходе из Нижнего Города и им предстоял длинный путь через поля к роще, к Гансу вдруг подбежала маленькая белокурая девочка в сильно поношенном платьишке, но с задорными кудряшками, весело подпрыгивавшими при каждом ее движении. Девочка что-то сунула ему в руку, обдав его теплом и подняв волну умиления, которое всегда вызывает маленький и симпатичный ребенок.
Когда Ганс разжал кулак, на его ладони лежала какая-то странная стекляшечка цвета свежего меда, она была почти круглая, и если присмотреться, то можно было обнаружить внутри пузырьки, будто в ней застряли капельки солнца. «Вот и талисман», – почти не удивился Ганс. Само солнце теперь всегда будет с ним. И он бережно положил его в карман.
«Как все-таки плохо, когда у тебя нет друзей: совершенно не с кем посоветоваться», – привычно пребывала в своих унылых мыслях Анна, не замечая бурлящей за пределами ее депрессии весны. Вера, если бы узнала эти ее мысли, возмутилась бы: «Есть друзья, и ты советуешься, вот только в ответ слышишь совсем не то, что хочешь услышать, а потому чужие советы ты выкидываешь на помойку – в каком-то смысле им там самое место».
Что она обычно делала, когда не знала, как поступить? В детстве, конечно, спрашивала у мамы. Делала, как правило, по-своему, но спросить могла. Сейчас ей что-то подсказывало, что мама в этом вопросе – не помощник: ее саму придется утешать и вытаскивать из водоворота чувств, если Анна только словом обмолвится о том, что с ней происходит. Еще она искала ответы в книгах. Удавалось. Но не всегда. К тому же сейчас на это не было времени, да и непонятно было, за какую книжку стоит взяться, в какой из них будет тот самый ответ, который она так жадно ищет.
Что делает современная девушка, когда не знает, как ей поступить? Она залезает в Интернет. К своему удивлению, она нашла много ссылок на слово «депрессия». Выяснилось, что этим занимаются множество специалистов: невропатологи, психиатры, психотерапевты, психологи. На форумах самые разные люди задают им много вопросов, и не возникает ощущения, что все они психи. Придирчиво исследовав выставленные в Интернете резюме не одного десятка психологов, включая тех, кого ей порекомендовала Вера, Анна остановилась на трех кандидатурах.
Все три чем-то ее привлекали, но не были достаточно хороши. Номер один – дама лет пятидесяти. Участливое лицо, добрые глаза и, судя по резюме, много опыта. Несмотря на возраст, выглядит современно, и ей, пожалуй, можно было бы довериться и все рассказать. Но она чем-то неуловимо похожа на маму: прическа или улыбка… это очень смущает.
Номер два: молодая женщина за тридцать или к сорока, взгляд мягкий, глубокий, послужной список не такой внушительный, и это почему-то немного успокаивает: к очень опытным идти страшно – они наверняка способны «просчитать» человека в три секунды. Правда, про ее методы работы написано много непонятных слов, большинство из которых Анна никогда не слышала. Это пугает: а вдруг ей эти методы не подойдут или она не будет знать, что делать? Как в этом разобраться-то?
