Перемены наверху
Однако нельзя сказать, что между 14 и 192 гг. ничего не менялось. Дворец – штаб-квартира имперской власти – значительно разросся, как и персонал имперской администрации, а инфраструктура стала намного более сложной. А еще к началу II в. император в глазах подданных стал выглядеть совершенно иначе.
Первый Август специально подчеркивал (хотя частично это была лишь показуха) тот факт, что в материальном плане он живет более или менее по традициям римских аристократов. Однако несколько десятилетий спустя императоры стали жить с такой роскошью и расточительностью, с которой ничто в западном мире не могло сравниться. Четкое представление о масштабе этой перемены дает нам римский город Помпеи. Во II в. до н. э. самый большой дом в Помпеях (теперь известный нам под названием «дом Фавна» из-за найденной в нем бронзовой статуи пляшущего фавна или сатира) был приблизительно равен по площади дворцам некоторых царей Восточного Средиземноморья, которые в свое время захватили или получили часть территории, покоренной Александром Македонским. Во II в. н. э. вилла (как ее теперь эвфемистически называют), которую Адриан построил в Тиволи, в нескольких милях от Рима, оказалась больше, чем целый город Помпеи. Там он воссоздал для себя Римскую империю в миниатюре, с копиями самых грандиозных имперских памятников и сокровищ – от системы каналов Египта до знаменитого храма Афродиты в городе Книде, с еще более знаменитой обнаженной статуей богини.
72. Скульптура крокодила, призванная передать египетский дух, помещенная рядом с декоративным бассейном на вилле Адриана в Тиволи. Эта вилла была еще более роскошной, чем Золотой дом Нерона. В отличие от Нерона, Адриану такое расточительство сошло с рук, во многом благодаря тому, что его поместье было скрыто от глаз вдалеке от города, а не заняло большую часть Рима
Несколько домов на Палатинском холме, которые занимал Август, при его преемниках сделались полномасштабным дворцовым комплексом. Из первых императоров самым известным сумасбродом в сфере строительства был Нерон. В его Золотом доме были использованы передовые достижения роскоши и инженерной мысли, но не менее поразительным был его размер. Говорили, что жилые постройки и парки в совокупности растянулись на полгорода, примерно так, как если бы много веков спустя Версальский дворец полностью занял бы собой центр Парижа. Это породило несколько остроумных граффити. «Рим отныне – дворец! Спешите в Вейи, квириты», – накарябал на стене один шутник.
[81] Автор этой надписи напоминал о прозвучавшем несколькими веками ранее, после вторжения галлов в 390 г. до н. э., предложении оставить Рим и поселиться во враждебном этрусском городе. Но, сколь бы противоречивой ни была реакция на «захват» Рима Нероном, его грандиозные строительные проекты задали тон для преемников.
К концу I в. императоры обладали свежеприобретенными роскошными поместьями, окружающими почти весь город (сочетание дворца и садово-паркового комплекса под названием horti – «сады»), а под свою главную резиденцию они заняли практически весь Палатинский холм (само английское слово palace, «дворец», происходит от названия этого холма). Теперь дворцовый комплекс включал помещения для аудиенций, официальные банкетные залы, комнаты для приемов, офисы, термы, жилые помещения для членов семьи, сотрудников и рабов, а у дальнего входа, на символически близком расстоянии, стоял фиктивный дом Ромула, с которого якобы когда-то начался Рим. Многоэтажный дворец, возвышающийся над городом, был не просто виден издалека, он полностью занял Палатин, где прежде селились сенаторы. Именно здесь находилась основная городская резиденция Цицерона, а также Клодия и многих других главных политических игроков республики. Трудно найти более явственный символ изменения властной структуры Рима, чем тот факт, что остатки старых палатинских домов мы теперь находим погребенными под фундаментом более позднего дворца: аристократические семьи, изгнанные из облюбованного ими района, стали перемещаться на Авентинский холм, который раньше был оплотом радикальных плебеев.
Параллельно с расширением императорского дворца происходила экспансия имперской администрации в столице. До нас не дошло много подробностей о том, как был организован чиновничий аппарат первого Августа, но, возможно, это была расширенная версия домашнего хозяйства любого видного сенатора прошлого века: множество рабов и бывших рабов, работающих во всяком качестве – от уборщиков до секретарей, с домочадцами и друзьями в роли советников, доверенных лиц и референтов. Именно такое впечатление создает у нас содержимое большой общей могилы (так называемый columbarium, или «голубятня»), открытой в 1726 г. на Аппиевой дороге. В ней изначально содержался прах более тысячи рабов и бывших рабов Ливии с маленькими табличками, указывающими имя и должность. Дошедшие до нас надписи позволяют представить себе штат ее работников: пять врачей под началом медицинского управляющего, две акушерки (предположительно для домочадцев), художник, семь швей (или починщиков), личный слуга (capsarius, возможно, античный эквивалент человека, носящего за дамой ее сумку), стольник и евнух (функция которого не уточняется). Похоже, что так выглядел персонал любой представительницы аристократии, но только масштаб был гораздо больше. Их местожительство остается в некотором роде тайной. Трудно себе представить, как бы они поместились в дом императорской четы на Палатине, так что, вероятно, они жили где-то еще.
Ко времени Клавдия, 30 лет спустя, у императора имелся чиновничий аппарат совершенно другого масштаба и повышенной сложности. Был создан ряд отделов, или управлений для разных аспектов администрирования: особые службы для переписки на латыни и на греческом, еще одна для обработки прошений на имя императора, еще одна – финансовая, другая занималась подготовкой и организацией дел для суда цезаря. В основном в них трудились рабы, много сотен рабов, а возглавляли их управляющие отделами, которые на первых порах были бывшими рабами – надежными администраторами, чья верность императору была более или менее гарантирована. Но когда традиционная элита вознегодовала – сколько можно терпеть, чтобы подобная власть сосредотачивалась в руках рабов, – вольноотпущенников на руководящих постах заменили члены благородного сословия всадников. Сенаторам никогда не нравилось, когда низшие классы превосходили их в могуществе, высовывались (как им это виделось) выше положенного.
Это походило на сегодняшнюю государственную службу, но в одном важном смысле ею не было. Нет никаких признаков четко определенной иерархии или градации постов, стандартов квалификации и экзаменов, которые ассоциируются у нас с современной западной или древней китайской государственной службой. Насколько мы можем судить, эта система все еще была основана на структуре старого доброго домохозяйства с рабами, как у Цицерона, хотя и намного большего. Но также эта система напоминает нам об еще одном аспекте работы цезаря, о котором часто забывают среди всех этих рассказов о роскоши и излишествах: делопроизводстве.
