Время от времени попадаются сведения о том, как эти конфликты просачивались в обычную повседневную жизнь. Помпеи были одним из городов, получивших римское гражданство после Союзнической войны. Вскоре после ее окончания город был вынужден принять пару тысяч ветеранов и отдать им часть земли, принадлежавшей местным землевладельцам. Получилась не самая вкусная демографическая «пицца». Ветераны, изначально не превосходящая других по численности группа населения, вскоре проявили себя весьма агрессивно. Несколько самых богатых бывших легионеров заказали огромный амфитеатр для города. Этот подарок мог быть попыткой сделать приятное местным жителям, равно как и Сулле с его головорезами, которые обожали гладиаторские бои. Городские архивные записи за этот период показывают, что новые «колоны» каким-то образом вытеснили представителей старых помпейских родов. В 60-х гг. до н. э. Цицерон ссылался на ставший уже хроническим спор в Помпеях, касавшийся, в частности, проведения голосования. Осада города Суллой запустила эффект домино, и падение костяшек все еще продолжалось в городе десятилетия спустя.
Войны вынудили простых людей постоянно рисковать и искать непривычные решения, что можно проиллюстрировать историей о том, как началась Союзническая война в Аскуле в 91 г. до н. э. Дело происходило в театре во время просмотра комедий, где собралась смешанная аудитория из местных италиков и римлян. Какая-то реплика антиримского содержания не понравилась римской части публики, и незадачливый актер был избит до смерти. Театральное действие выплеснулось за пределы сцены. Следующим пунктом программы было выступление странствующего комика латинского происхождения, известного повсюду своими шутками и пантомимой. Он испугался, что другая часть аудитории теперь разделается с ним, и понял, что у него нет другого выхода, кроме как появиться на сцене, где лежал только что убитый актер. Может быть, привычные шутки и клоунада спасут и на этот раз? «Я тоже не римлянин, – обратился он к зрителям, – я скитаюсь по Италии, пытаюсь заслужить внимание, заставляя людей смеяться и доставляя им удовольствие. Так пощадите же ласточку, которой боги позволили в поисках убежища вить гнезда во всех ваших домах!» Эти слова тронули сердца публики, встревоженные люди заняли свои места и досмотрели представление до конца. Но это была лишь комическая интерлюдия, вскоре последовало основное действие – убийство всех римлян в городе.
Эта трогательная и показательная история передает нам точку зрения обычного комика, развлекавшего шутками со сцены обычную публику, которая на этот раз оказалась не просто агрессивной, но и способной убить. И это яркое свидетельство того, насколько тонка была в тот период линия водораздела между нормальной гражданской жизнью – с походами в театр, где можно было порадоваться хорошей шутке, – и отвратительной резней. Ласточку щадили не всегда.
Глава 7
От империи к императорам
Цицерон против Верреса
В то время как зловещие кресты все еще окаймляли Аппиеву дорогу в 70 г. до н. э. спустя год после поражения армии Спартака, Цицерон выступал в римском суде с обвинением Гая Верреса от имени нескольких богатых сицилийцев. Его целью было добиться возмещения ущерба от краж и грабежей, в которых был замешан римский правитель Веррес. Этот случай стал дебютом успешной ораторской карьеры Цицерона, он эффектно разгромил влиятельных защитников Верреса. В самом деле, успех Цицерона был столь внушительным, что через две недели после начала процесса, который обещал быть долгим, Веррес понял, что дело безнадежно, и, едва суд возобновился после праздничного перерыва, отправился в добровольное изгнание в Марсель со всем награбленным добром. Он прожил там до 43 г. до н. э. и был убит, оказавшись в числе жертв проскрипций после убийства Юлия Цезаря. Причиной, по всей видимости, стал его отказ уступить Марку Антонию драгоценности из коринфской бронзы.
После успешного окончания дела Цицерон решил, что такие труды не должны пропасть даром, и распространил в письменном виде свою речь на открытии суда, равно как и заготовленные речи, которые собирался произнести, если бы заседания еще продолжались. Полный текст выступлений дошел до нас благодаря многократному копированию в античные времена и в Средневековье как образец разоблачения противника. На сотнях страниц перечислены отвратительные примеры жестокого обращения с жителями Сицилии с упоминанием также о злодействах, совершенных до появления Верреса на острове в 73 г. до н. э. Так сохранился для истории наиболее полный отчет о преступлениях, совершенных римлянами за пределами Италии под прикрытием властных полномочий. По мнению Цицерона, поведение Верреса как на Сицилии, так и во время предыдущих заграничных назначений, определялось гротескным сочетанием жестокости, жадности и желания обладать женщинами, деньгами или предметами искусства.
Цицерон потрудился привести огромный перечень злодеяний Верреса: тут и преследования девственниц, и манипуляции с налогами, и спекуляции на поставках зерна, и систематические похищения шедевров из коллекций сицилийцев. Обличения перемежались с проникновенными рассказами пострадавших. Оратор подробно останавливается на судьбе некоего Гея – до появления Верреса на Сицилии он был счастливым обладателем домашней божницы, доставшейся ему от предков, с несколькими статуями работы известнейших греческих скульпторов, в том числе Праксителя и Поликлета. Многие римляне могли любоваться шедеврами скульптуры дома у Гея и даже одалживать их по разным случаям. И вот явился Веррес и принудил Гея продать их за смехотворную цену. Кульминацией в этой антологии преступлений явилась поучительная история, приключившаяся с Публием Гавием, римским гражданином, проживавшим на Сицилии. По велению Верреса он был брошен в тюрьму, его пытали и распяли на кресте как якобы лазутчика Спартака. Гавий был уверен, что римское гражданство должно было уберечь его от такого унизительного наказания. Пока его секли розгами, он кричал: «Civis Romanus sum» («Я римский гражданин!»), но тщетно. Похоже, что Палмерстон и Кеннеди, гордо повторявшие эту фразу (см. с. 162), подзабыли, что самый известный случай произнесения этого заклинания в Древнем Риме не принес спасения молившему о защите. С этими словами невинная жертва была отправлена на позорную казнь по прихоти римского наместника-самодура.
Практически невозможно судить о деле двухтысячелетней давности, от которого остались аргументы лишь одной стороны, да и то записанные после заседания. Как принято среди обвинителей, Цицерон, безусловно, преувеличивал пороки Верреса. Его запоминающаяся речь ловко сочетала праведный гнев, полуправду, саморекламу и насмешки, в частности по поводу имени Веррес: verres на латыни буквально означает «боров», вот «боров» и совал свое «рыло» в чужую «лохань». В аргументации Цицерона было немало слабых мест, которые любой уважающий себя защитник мог с успехом использовать. Например, сколь ни ужасна участь Гавия, надо признать, что любой ответственный наместник Сицилии обязан был в ту пору ловить агентов Спартака, ведь было широко известно о планах гладиатора переправиться на остров. Что касается Гея, при всем горе от расставания с фамильными ценностями, да еще по низкой цене, даже Цицерон признает, что они были куплены, а не украдены (да и в самом ли деле это были достославные подлинники?). Так или иначе, скоропостижное бегство ответчика приравнивалось к признанию вины и свидетельствовало о том, что добровольное и достаточно комфортное изгнание представлялось ему лучшей альтернативой.
