Этот переход выглядел достаточно подозрительным – настолько, что порождал шутки и насмешки. Светоний рассказывает, что Веспасиан был верен своему приземленному и самоуничижительному остроумию вплоть до своих последних слов: «Увы, кажется, я становлюсь богом…» Весь процесс превращения или непревращения в бога стал сюжетом пространной пародии, скорее всего написанной в 50-е гг. Луцием Аннеем Сенекой – учителем, а затем жертвой Нерона, якобы косвенно участвовавшим в заговоре против него и приговоренным к мучительному самоубийству (Сенека был таким старым и иссохшим, что, как повествует в еще одной жутковатой истории Тацит, кровь отказывалась бежать из вскрытых артерий). Темой данного произведения является попытка императора Клавдия попасть в компанию богов. Мы обнаруживаем его только что умершим (последние слова: «Ай, я, кажется, себя обгадил…»), ковыляющим на небеса, чтобы присоединиться к богам. Поначалу его шансы выглядят многообещающими, особенно когда первым он встречает Геркулеса, который цитирует Гомера, чем производит на мертвого императора большое впечатление. Но когда начинается слушание его дела, божественный Август, произнося свою первую речь в небесном сенате (намек на то, что ставшими богами императоры находятся довольно низко на иерархической лестнице), пеняет на его ужасную жестокость: «Ему, господа сенаторы, кто, по-вашему, и мухи не способен обидеть, ему так же ничего не стоило убивать людей, как собаке ногу поднять».
[88] Здесь мы видим мрачный намек на 35 лишенных жизни сенаторов.
74. Основа колонны (утерянной) Антонина Пия изображает апофеоз императора и его жены Фаустины. Это во многих отношениях странное изображение. Хотя они представлены возносящимися в небеса вместе, Фаустина умерла на го лет раньше своего мужа. Крылатое существо, транспортирующее их, кажется достаточно отчаянной попыткой вообразить процедуру, посредством которой императоры становились богами
Вне всякого сомнения, в реальной римской политике Клавдий действительно был причислен к богам; у него были жрецы и храм, остатки которого найдены при раскопках. Но в этой фантазии он проваливается на экзамене, и ему придумывают специальное наказание. Принимая во внимание его страсть к азартным играм, Клавдия приговаривают вечно трясти игральные кости в бездонной емкости. Так бы и случилось, если бы откуда ни возьмись не явился император Гай, не объявил бы Клавдия своим рабом и не отдал его одному из своих работников для вечного исполнения обязанностей младшего секретаря в имперском юридическом отделе. Прекрасный экскурс в новую бюрократию императорского режима со всеми ее специализированными отделами! Вот вам веселый пример того, что над мертвыми правителями проще и безопаснее смеяться, чем над живыми. Сенека высмеивает весь этот малоправдоподобный процесс, с помощью которого смертный император становится новоявленным божеством. И в этой фантазии мы видим, что убийство, с которого начиналась эта глава, поставлено с ног на голову. Да, Клавдий стал императором, но последним все же смеется Гай.
Глава 11
Имущие и неимущие
Богатые и бедные
Богатые римляне жили роскошно по любым меркам – как древним, так и современным. На вершине пирамиды, превосходя даже сверхбогатых, находился император, с его дворцовыми резиденциями, просторными парками, иногда с вращающимися столовыми (насколько хорошо последние работали или на чем был основан их механизм – дело десятое), стенами из драгоценных камней и потреблением такого масштаба, который завораживал большинство очевидцев-римлян. Его состояние держалось на доходах от огромных владений по всему римскому миру, переходивших от одного правителя к следующему и включавших в себя как шахты и мастерские, так и сельскохозяйственные угодья; на несколько размытых границах между государственной казной и личными финансами императора; и, как иногда утверждалось, на различных формах изъятия у населения (например, выморочном наследовании), когда вдруг обнаруживалась нехватка наличных денег (см. цв. вклейку, илл. 13).
Но многие зажиточные жители империи также ни в чем себе не отказывали. Как это часто случается, ярое римское неодобрение роскоши и восхищение незамысловатой сельской жизнью мирно сосуществовало с гигантскими тратами и расточительными привычками. Недовольные всегда найдут повод для недовольства, и в любом случае разница между (моим) утонченным вкусом и (вашим) пусканием пыли в глаза не может не быть субъективной.
Плиний Младший, чей дядя (Плиний Старший) был одним из самых резких критиков невоздержанности во всем – от одноногих столиков до нескольких перстней на одном пальце, – в одном из писем описывает свою загородную виллу в нескольких милях от Рима. По его словам, «на вилле есть все что нужно; содержание ее обходится недорого». Несмотря на это скромное описание, на самом деле вилла представляла собой огромный комплекс зданий с отдельной столовой для каждого сезона, личными банями и бассейном, двориками и тенистыми портиками, центральным отоплением, водопроводом, гимнастическим залом, солнечными залами с панорамными окнами с видом на море и садовыми беседками, где Плиний, не любивший бурного веселья, мог спрятаться от шума вечеринок в те редкие дни, когда у рабов был праздник.
По всей империи богатые выставляли напоказ свое богатство, возводя просторные и дорогие жилища, которые измерялись не занимаемой площадью, а количеством черепицы на крыше (в одном законодательном акте мы читаем, что претендующий на должность местного консула должен обладать домом с 1500 черепичными плитками на крыше). И они услаждали себя любыми удовольствиями, которые можно купить за деньги, покупали шелка, восточные пряности, высококвалифицированных рабов и дорогой антиквариат. Также они демонстрировали свое богатство, спонсируя строительство общественно полезных зданий в родном городе. В Риме действовала монополия императора на постройку общественных зданий, однако в городах Италии и провинций аристократы обоих полов добивались общественного расположения теми же способами, какими цезари в Риме.
Плиний поступал вполне традиционно, тратя часть своих доходов на строительные проекты в своем родном Комо в Северной Италии, включая новую публичную библиотеку, которая стоила 1 млн сестерциев (что является эквивалентом имущественного ценза для сенатора). Его пожилая подруга Уммидия Квадратилла, умершая около 107 г., занималась похожими проектами в своем родном городе к югу от Рима. Хотя Плиний описывает ее как женщину с суровым характером, причем увлекающуюся настольными играми, дошедшие до нас записи свидетельствуют, что она финансировала строительство нового амфитеатра и храма, а также восстановление театра и общий банкет («для муниципального совета, народа и женщин») в честь открытия новых зданий. Даже в такой глуши, как городок Тимгад в Северной Африке, который был основан в 100 г. на подступах к Сахаре как поселение для отставных римских солдат, в 200 г. одна местная супружеская пара построила для себя небольшой (по меньшей мере двухэтажный) дворец, не столь обширный, как вилла Плиния, но все же оснащенный несколькими столовыми, частными банями, внутренними садиками, качественным водопроводом, дорогими мозаичными полами и центральным отоплением для холодной африканской зимы. И эти супруги стали спонсорами огромного нового храма и прекрасного нового рынка, украшенного дюжиной статуй, которые изображали самих супругов.
