– Мэм, не хочу вмешиваться, но у меня много – если вам нужно…
Выражение ее лица говорило, что она не доверяет ни мне, ни таким, как я, ни мужчинам вообще, что, вероятно, и объясняло поздний визит в прачечную, но ей нужна была чистая одежда, и мое средство было выходом из положения. Мать попыталась улыбнуться и, усадив дочку, убрала волосы с лица.
– Вам точно хватит?
– Точно.
Она немного успокоилась.
– Только если позволите мне заплатить за него. Деньгами.
Порой трудно жить в мире, где мы раним друг друга так глубоко. Может, я становился более чувствительным, более раздражительным, да и жизненные обстоятельства сказывались. А может, просто злость вскипела. Так или иначе, но мне вдруг захотелось встряхнуть ее, обнять, сказать, что жизнь не обязательно должна быть такой, что все наладится, что я сочувствую, понимая, что привело ее сюда, что я хотел бы извиниться за того, кто это сделал.
Я поставил бутыль на стол перед женщиной.
– Если настаиваете, но мне оно больше не понадобится. Так что берите сколько нужно. – Она приблизилась к столу почти так же, как сделал Такс, впервые зайдя ко мне во двор. Кивнула, поблагодарила и начала заполнять машины, затем пробормотала что-то сыну и послала его с пятью долларами.
Мальчик протянул руку:
– Мистер?
Я взял у него деньги.
– Спасибо.
Он кивнул и вернулся к телевизору.
Усадив детей и включив машины, женщина подошла и указала на стул.
– Разрешите?
Я подвинулся.
Она села и протянула руку.
– Челси. – Я пожал ей руку. Женщина вымученно улыбнулась. – Извините за резкость. День такой…
– И в НФЛ сегодня новость, – сообщил ведущий, и на экране появилось изображение Родди. – Прославленный Родерик Пензел побывал на этой неделе у печально известного квотербека Мэтью Райзина.
Я отвернулся.
– Ничего страшного. – Я оглянулся через плечо. – У вас хлопот полон рот.
Не обращая внимания ни на телевизор, ни на мое изображение на экране, она устало выдохнула, и лицо ее осветилось нежностью.
– Да, но если бы моя мама привезла меня сюда так поздно, я бы упала на пол, дрыгала ногами и вопила.
Я засмеялся.
– Я тоже.
– Они – хорошие дети.
За спиной у меня Родди разговаривал с репортерами. Камера снимала его так, чтобы были видны и бриллиант в ухе, и точеный подбородок.
– Да, я сегодня побросал мяч с Ракетой.
Моя машина остановилась, и я начал быстро складывать белье в пластиковый пакет.
– Вы недавно в городе? – полюбопытствовала женщина.
Придумать что-нибудь?
– Вообще-то я тут вырос. Просто… просто недавно вернулся.
Она кивнула.
– В какой школе учились?
Репортер наседал на Родди:
– Выразил ли он желание играть в НФЛ?
Я ответил громко, пытаясь заглушить Родди.
– В монастырской.
– О… – Челси улыбнулась. – Везунчик.
– Он сказал совершенно четко, что не намерен возвращаться в профессиональный футбол.
Я жестом обвел прачечную и показал на пластиковый пакет.
– Угу. С серебряной ложкой во рту.
Она засмеялась. Смех у женщины был красивый и непринужденный, и мне подумалось, что ей, наверно, пришлось немало пользоваться им, чтобы остаться на плаву в этой нелегкой жизни. Заканчивая складывать вещи, я уронил футболку, а когда наклонился за ней, заметил, что она взглянула на мою лодыжку. Ведущий в телевизоре продолжал расспрашивать Родди. Именно тогда-то я и увидел, что мальчик глазеет на меня.
– Родди, как он бросает?
Мы все втроем теперь смотрели на экран. Единственным человеком в помещении, не обращавшим на меня внимания, была малышка, увлеченно раскрашивающая свою книжку. Родди улыбнулся своей улыбкой на миллион долларов.
– Хорошо бросает.
Репортеры засыпали Родди вопросами – насколько я готов и в каком физическом состоянии, а один спросил просто:
– Это еще при нем?
Родди помолчал, задумался и наконец посмотрел прямо в камеру.
– Да. Может, даже больше.
Репортер с сомнением усмехнулся и сунул микрофон чуть ли не в лицо Родди.
– Да ладно, Род, мы же знаем, что вы друзья, и именно ты принял его последний пас. Теперь, когда Мэтью Райзин вышел, ты бы хотел помочь ему, но скажи правду.
Родди шагнул вперед и посмотрел на репортера в упор.
– Если Ракета сделал то, за что его осудили, он мне не друг. Он знает это, и я так ему и сказал. Но… – он вновь повернулся к камере, – что касается его способностей… Я десять лет играл в профессиональном футболе. Он был и, судя по тому, что я сегодня видел, до сих пор остается лучшим из всех, с кем или против кого я когда-либо играл. Точка. – Родди оттолкнул микрофон от лица и вышел.
– Ну вот, – сказал, опомнившись, ведущий. – Мэтью Райзин, бывший обладатель Кубка Хайсмена и осужденный преступник, отсидевший двенадцать лет из двадцатилетнего срока и недавно досрочно освобожденный, поиграл сегодня в мяч с профессиональным ресивером Родериком…
Женщина повернулась ко мне, и лицо ее побелело. Она быстро протянула дочке руку.
– Солнышко, иди сюда.
– Но, мама, я…
Она щелкнула пальцами.
– Сейчас же иди сюда.
– Но…
Женщина встала и подхватила на руку Синдереллу.
Пора уходить. Я закинул сумку на плечо и быстро вышел. Застегнул шлем, завел мотор и уже нажимал на сцепление, когда из прачечной вышел мальчик с футбольным мячом под мышкой. В руке он держал шариковую ручку и листок, вырванный из раскраски сестры.
– Мистер?
Я обернулся. Мать, готовая вмешаться, стояла возле двери и заслоняла собой дочку. Выражение ее лица не сулило ничего хорошего.
Я снял шлем.
– Да, сынок?
Мальчик протянул бумажку.
– Вы и вправду выиграли кубок Хайсмена?
Я взглянул на мать – она покачала головой. Потом снова на мальчика. Мать шагнула ближе. Остановилась.
– Нет, сынок.
Он показал на экран.
– Но…
– Мы просто похожи, вот и все.
Мать выдохнула и слегка склонила голову набок.
– А, ну ладно, – сказал мальчик.
Он повернулся, но его остановил мой голос.
