– Сейчас я живу единственной надеждой, что порой любовь исцеляет то, что, казалось бы, исцелить невозможно.
Ветеринар улыбнулась:
– Это верно. И я буду надеяться, что в вашем случае так оно и будет. Если понадобится помощь, дайте знать. – Она мягко обхватила пальцами его здоровую лапу и подержала: – Он в хороших руках.
Очевидно, ветеринар понятия не имела, кто я. И я не собирался ее поправлять.
– Спасибо.
Я истратил большую часть того немногого, что у меня было, на собачий корм, витамины, подстилку из овечьей шерсти и лекарства из рецепта. Привезя Такса домой, я покормил пса, дал витаминов и показал ему рогожку, на которой он тут же свернулся и уснул. Примерно в это же время где-то у ворот прозвучал автомобильный гудок. Когда оказалось, что даже через десять минут он и не думал смолкать, я завел мотоцикл и медленно проехал к тому месту, где, прислонившись к «Ауди А8» и беспрерывно давя на клаксон, стоял незнакомый мне парень, лет двадцати с небольшим, в бейсболке, брюках хаки, рубашке поло и с часами «Ролекс» на запястье. Я подъехал к воротам, и он отнял руку от клаксона.
– Сэр, чем могу помочь?
Парень обошел машину, неся какой-то пакет. На рубашке у него были буквы ESPN. Судя по ухмылке на его лице, содержимое пакета ничего приятного мне не сулило. Подойдя к разделявшему нас забору, он сдвинул бейсболку на затылок и усмехнулся. Лицо его было мне незнакомо.
Парень покачал головой.
– Не могу поверить, что это вы. – Снова ухмылка. – Столько лет… это и вправду вы.
Я не ответил.
Парень без предупреждения бросил пакет через забор, и тот шлепнулся на землю у моих ног. Я смотрел на гостя. Он кивнул.
– Берите, берите. Не укусит. – Незнакомец еще раз ухмыльнулся напоследок. – По крайней мере, не так больно, как меня.
Коричневый пакет был сверху скреплен степлером. Я присел на корточки, взял его и медленно потянул, разрывая. Внутри оказался потертый, потемневший от рук футбольный мяч. Я поднял глаза, но ничего не сказал.
– Вы меня не помните, да?
Я не ответил.
Парень поправил бейсболку.
– Забавно, а я не могу вас забыть. – Он помолчал, почесал подбородок, потом шагнул к забору и положил руки на цепь. – Потребовались годы, чтобы я понял это, но… хуже тебя нет.
Я повертел мяч в руках. На нем была надпись: «Мак, пусть сбудутся твои мечты. Мэтью № 8». Кусочки мозаики встали на место, и я вспомнил.
– Ты тот мальчик, из зрителей, с передачи на ESPN.
– А ты жалкий лживый мошенник, который предал всех нас.
Мак плюнул через забор, развернулся, сел в свою машину и уехал. Я проводил машину глазами, повертел мяч в руках. Когда-то им много играли. Я поднял голову – красные габаритные огоньки сменились голубоватым светом дорогих передних фар. Сквозь тонированные стекла не было видно, кто внутри, но когда «Бентли» подъехал к воротам, я увидел левую руку с большим перстнем. Таким, броским и вычурным, мог быть только один.
Перстень чемпиона Суперкубка.
Машина остановилась, из нее вышел Родди. Дизайнерские очки, дизайнерские часы, дизайнерский костюм, дизайнерские туфли. Он выглядел на миллион долларов, и то, что было на нем, стоило, вероятно, еще тысяч пятьдесят. Родди сдвинул на лоб очки, подошел к забору и улыбнулся. Большой бриллиант сверкнул в левом ухе.
– Ракета. – Он кивнул.
Я покачал головой.
– А я все гадал, когда они пришлют тебя.
Он вскинул руки.
– Не стреляй в гонца. Я все равно искал предлог, чтобы приехать сюда.
Я открыл ворота, и он обнял меня. Имея за спиной двенадцать лет в лиге, два Суперкубка, три победы в мировых чемпионатах и уйму других наград и признаний, Родди был в отличной форме, как всегда.
– Есть минутка?
Я открыл ворота пошире, и он заехал на мой пыльный двор на своей, стоящей четверть миллиона долларов тачке с прибамбасами еще на пять сотен. Я повел его к дому, где мы сели на переднем крыльце, обозревая беспорядок вокруг моей хижины и обуглившиеся остатки матраса.
– Гости?
– Просто какие-то люди выразили свое мнение.
Родди положил руку мне на плечо.
– Я видел тюремные записи. – Он покачал головой. – Они произвели впечатление на многих.
– Я слышал.
– Меня просили убедить тебя выйти из подполья.
Я прищурился.
– Интересная формулировка.
Родди засмеялся и открыл коричневый пакет. Вытащил мяч, прочел подпись.
– Что за история с ним?
– Долго объяснять.
Он встал, поставил камеру на окно машины и, отойдя несколько шагов назад, бросил мне мяч.
– Ну давай. Знаю, что ты старый и ржавый, но подумал, что окажу тебе услугу и помогу почувствовать себя тем, кем ты когда-то был.
Камера стояла ярдах в тридцати с лишним от меня. Может, ближе к сорока.
– Эта штука включена?
Родди улыбнулся.
– Ага.
Я бросил мяч, слабо, неточно и по слишком большой дуге.
Он вскинул бровь и вернул его мне.
– Это тюрьма с тобой сделала?
Я поймал мяч и наугад послал в его сторону. Он снова кинул мне – сильно, с подкруткой.
– Напомнить?
Я покачал головой.
– Нет, память у меня хорошая.
Родди улыбнулся и сдвинул очки на кончик носа.
– Тогда брось мяч.
Я сделал, как он просил. Мяч вылетел из моей руки, просвистел в воздухе и сбил камеру с подставки на окне. Камера полетела в одну сторону, подставка в другую. Родди одобрительно кивнул, поднял мяч и метнул назад. Я поймал, расставил ноги и метнул прямо ему в голову. Мужчина только-только успел вскинуть руки, чтобы защитить лицо. Приостановился, улыбнулся шире и бросил мяч мне. Так продолжалось несколько минут. Примерно после дюжины бросков Родди взял из машины перчатки и изобразил укол в руку.
– Уверен, что в тюрьме тебе не давали какой-то сок?
– Апельсиновый по понедельникам и средам, клюквенный по вторникам и четвергам, фруктовый пунш по пятницам, субботам и воскресеньям. Вода комнатной температуры, когда пожелаешь.
В чем-то убедившись, он подбежал ко мне, вручил мяч, потом сделал широкий жест влево от меня, в сторону простирающейся перед нами грунтовой дороги. Вскинул бровь.
Я улыбнулся.
– В этих туфлях нормально бегать? Не хочу, чтобы ты потащил меня в суд, когда команда откажется от тебя.
– Я проглочу все, что бы ты ни приготовил.
