Мэдди не терпелось перевести разговор с медового месяца на более безобидную тему.
— Думаю, ты должен выбрать хотя бы торт. Я же сама выбираю все остальное.
— Не знаю, — сказал Сет, чувствуя себя в высшей степени неловко. — Мне все равно, выбирай сама.
— Но она же хочет, чтобы ты выбрал. Ну давай, скажи свое мужское слово. Не ошибешься. Мэдди съест все, что скажешь.
Смелое заявление. Ни Сет, ни Мэдди не подали виду, будто почувствовали в се словах подтекст, но думаю, она намекала на то, что Мэдди не отличалась стройной фигурой.
Однако Мэдди только сказала:
— Так и есть. Ты какой больше всего вкус любишь?
— Ой, дай угадаю! — выпалила Симона. — Шоколадный!
— Клубничный, — не отставала от нее Мэдди. Эх, неудачницы. Ванильный, конечно.
— Ванильный, — ответил Сет. Мэдди простонала, вставая из-за стола:
— Слава богу, определились. Поехали дальше, уже немного осталось. И закончим с этим.
Они подошли к выходу, и тут Мэдди вдруг обернулась и посмотрела на Симону:
— О, кстати! Сделай мне одолжение: сходите с Сетом, купите смокинг.
— Что? — спросил Сет, и вся его сдержанность тут же куда-то улетучилась.
— Если за тобой не присмотреть, так ты, пожалуй, явишься в церковь в футболке с Билли Айдолом. А я с тобой идти не могу — плохая примета.
— А я думал, только жених не должен видеть платье невесты.
— Хочу, чтобы ты сделал мне сюрприз, — не растерялась Мэдди.
— Конечно сходим, — согласилась Симона, снова «по-дружески» обнимая Сета.
Мэдди улыбнулась, но тут кондитерская растворилась…
…и превратилась в магазин Эрика. Эрик сидел за столиком с Джеромом и Романом, и все трое — господи спаси — пили чай. Даже Джером. Роман присутствовал в видимой форме, наверное, Джером не опасался, что кто-то из вышестоящих увидит, как мой «смертный» сосед постоянно ошивается в компании архидемона Сиэтла.
Эрик попивал чай, пребывая в глубокой задумчивости.
— Если ваша теория верна, это многое объясняет. Эти слова предназначались Роману.
— И то, что видения напоминали сон, — продолжал Эрик. — И то, что мистер Джером не может найти ее.
Услышав «не может», Джером лишь недовольно приподнял бровь.
— Вы правы… Из всех существ наиболее подходящие кандидаты — онейриды или морфейские демоны, это самое логичное.
Ага, подумала я, обращаясь к онейридам. Ну как вам это, сукины дети? Мои друзья найдут вас! Никакой реакции. Они даже не потрудились вытащить меня из этого сна.
— Но почему именно она? — раздраженно сказал Роман. — Зачем им суккуб? Разве они не питаются снами смертных?
Наверное, он выдал идею, которую подкинул им Данте, за свою, чтобы защитить моего бывшего бойфренда от гнева Джерома.
— Они подчиняются Никте, — заметил Эрик. Да, у меня умные друзья. Умнее, чем Нэнси Дрю и братья Харди, вместе взятые. А может, и умнее Мэтлока.
— «Почему» к делу не относится, — наконец заговорил Джером. — Онейриды или морфейские демоны — тоже не важно. Если кому-то удалось забрать ее в мир снов, нам до нее не добраться.
— Почему? — нахмурившись, спросил Роман. — А ты не можешь просто пойти и вытащить ее оттуда, раз теперь мы знаем, где она?
Джером улыбнулся сыну почти искренне и объяснил:
— Ты наполовину человек, оно и видно. Высшие бессмертные не могут войти в этот мир. Нам сны не снятся. Сны снятся только смертным. А нам путь в мир снов заказан.
— Потому что у вас нет ни надежд, ни представлений о будущем, — добавил Эрик, — а чтобы видеть сны, надо обладать душой.
Судя по его голосу, он считал, ангелы и демоны много потеряли, лишившись способности видеть сны.
— Ну, я-то наполовину человек, — упрямо сказал Роман, заранее отметая возражения Джерома. — Я вижу сны, а значит, могу войти туда, так? Я смогу справиться с чем угодно.
Он говорил так уверенно — сейчас он справился бы и с целыми полчищами онейридов.
— Ты не представляешь, о чем говоришь, и это очевидно. Ты хоть знаешь, на что похож мир снов?
— А ты знаешь? — сухо парировал Роман. — Тебе же туда нельзя.
— Сны поддерживают существование смертных. Сны о власти, любви, мести, искуплении грехов… Неисчерпаемы глубины снов человеческих. Смертные грезят и во сне, и наяву. Именно эти надежды и страхи грозят им опасностью — ради грез они готовы рискнуть и жизнью, и душой. Попав в мир снов, ты решишь, будто оказался в сердце снежной бури. Ты увидишь множество снежинок, с огромной скоростыо проносящихся мимо. Ты будешь видеть только смутные очертания, клубок из желаний и хаоса. Если Джорджина там, она одна из этих снежинок. Ты никогда не сможешь отыскать ее душу. Повисла зловещая тишина.
— Пап, да ты поэт, — удивленно сказал Роман.
— Но он прав, — поддержал Джерома Эрик. Снова тишина.
Роман недоверчиво смотрел то на одного, то на другого.
— Что вы хотите этим сказать? Что все безнадежно? Что вы не станете даже пытаться найти ее?
— Пытаться бесполезно, — ответил Джером. Может, демоны и не видят снов, но, думаю, даже он мог представить себе, как с ним поступит начальство, если узнает, что он потерял суккуба.
— Смертная магия может помочь проникнуть в мир снов, но это ни к чему не приведет, — продолжал Джером.
Эрик кивнул:
— Душу, затерянную в том мире, нельзя призвать обратно. Даже с помощью самого сильного ритуала. Ее душа не услышит нас, как бы мы ни старались.
На лице Романа отразился целый букет чувств. Ярость. Недоверие. И, что меня не удивило, нежелание понимать. Зато меня удивило лицо Джерома: услышав слова Эрика, он напрягся, и в его холодных, темных глазах сверкнул огонек.
— Но ты бы смог провести такой ритуал, я правильно понимаю? — спросил он у Эрика. — Ты — смертный. И достаточно силен, чтобы открыть проход между мирами.
Эрик с осторожностью посмотрел на демона.
— Да… Но вы же сами сказали, это бесполезно. Связь, существовавшая между вами, теоретически была достаточно сильна, чтобы призвать ее обратно, но вы туда войти не сможете. Что проку с бесполезного прохода между мирами?
Джером резко встал, посмотрел на Романа и сказал:
— Домой сам доберешься.
А потом театрально исчез, оставив после себя клубы дыма.
А я вернулась в тюрьму к онейридам. Они стояли передо мной в темноте и светились от полученной энергии. Пребывая во сне, я не чувствовала жуткой потери силы. Лишь по возвращении в свою тюрьму я ощущала, как измучена. Однако нельзя сказать, чтобы на этот раз я пришла в полное отчаяние.
